– Тогда, – сказал Хардин, – вы приходите к выводу, что мы должны продолжать интенсивную кампанию ничегонеделания.

Пиренн заметил с горечью:

– Вы сами продемонстрировали, что Империя не может нам помочь; хотя я не понимаю, как и почему так получилось. Если компромисс необходим…

Хардин ощутил кошмарное состояние человека, бегущего изо всех сил в никуда.

– Это не компромисс! Неужели вы не понимаете, что этот вздор о военных базах является никчемной чепухой? Высокородный Родрик сказал нам, чего добивается Анакреон – полной аннексии и введения у нас их феодальной системы земельных поместий и крестьянско-аристократической экономики. То, что еще сохранилось от нашего блефа с атомной энергией, может заставить их действовать медленно, но тем не менее они будут действовать.

Он в негодовании поднялся, а за ним вскочили и остальные – кроме Джорда Фары.

И вот Джорд Фара заговорил:

– Все, пожалуйста, сядьте. Я думаю, мы зашли слишком далеко. Пожалуйста. Нет необходимости выглядеть столь разъяренным, мэр Хардин: никто из нас не изменник.

– Вы меня еще должны в этом убедить!

Фара мягко улыбнулся.

– Вы же сами знаете свое истинное мнение. Позвольте мне высказаться.

Его маленькие прищуренные глаза были полуприкрыты, а выдающийся вперед подбородок лоснился от пота.

– Нет нужды скрывать, что Коллегия пришла к следующему решению: истинная разгадка анакреонской проблемы лежит в том, что выяснится через шесть дней, когда откроется Свод.

– Это и есть ваш подход?

– Да.

– Мы, значит, должны сидеть сложа руки и только ждать в торжественном спокойствии и истинной вере того deus ex machina, который выскочит из Свода?

– Если убрать вашу эмоциональную фразеологию, то смысл моих слов именно в этом.

– Какой откровенный эскапизм! Поистине, доктор Фара, подобные глупости поражают лишь гениев. Меньший ум был бы неспособен на них.

Фара снисходительно улыбнулся.

– Ваш вкус в эпиграммах, Хардин, изумителен, но здесь он не к месту. И, кстати, я думаю, что вы помните мои рассуждения насчет Свода, высказанные недели три назад.

– Да, я их помню. Я не отрицаю, что с точки зрения чисто дедуктивной логики они были чем угодно, но не глупостью. Вы сказали – остановите меня, если я ошибусь, – что Хари Селдон был величайшим психологом Галактики; что, следовательно, он мог предвидеть именно то незавидное положение, в котором мы сейчас пребываем; что, следовательно, он соорудил Свод как метод для указания нам выхода из него.

– Суть вы уловили.

– Удивит ли вас, если я скажу, что в последние недели я много размышлял над этим?

– Очень лестно. И с каким же результатом?

– С тем результатом, которого невозможно достичь чистой дедукцией. Вновь необходима толика здравого смысла.

– Например?

– Например, если он предвидел Анакреонскую смуту, отчего же он не разместил нас на какой-нибудь другой планете поближе к центру Галактики? Хорошо известно, что Селдон подтолкнул Комиссионеров Трантора к приказу основать Установление на Терминусе. Но почему он так сделал? Зачем вообще нужно было помещать нас сюда, если он мог заранее предвидеть разрыв коммуникаций, нашу изоляцию от Галактики, угрозы соседей – и нашу беспомощность ввиду отсутствия металлов на Терминусе? Это самое основное! Или, коль он все это предвидел, зачем не предупредил заранее первых поселенцев, чтобы те успели подготовиться, а не ждать, пока одна нога окажется над пропастью? И не забудьте еще вот о чем. Раз он мог тогда видеть проблему, мы ее с той же ясностью видим сейчас. Следовательно, если он мог тогда предвидеть решение, то и мы должны быть в состоянии увидеть его сейчас. В конце концов Селдон не волшебник. Для решения нашей дилеммы нет никаких скрытых ходов, которые он мог бы видеть, а мы – нет.

– Но, Хардин, – напомнил Фара, – мы их не видим!

– А вы и не пытались. Вы ни разу не пытались. Сперва вы отказывались вообще признать существование угрозы! Затем вы стали уповать на абсолютно слепую веру в Императора! Теперь вы перенесли ее на Хари Селдона. Все время вы опираетесь на авторитеты былого – и никогда на себя.

Его кулаки судорожно сжались.

– Это просто больное поведение – условный рефлекс, который всякий раз уводит в сторону независимость вашего мышления, как только возникает вопрос возражения авторитетам. Вы даже в мыслях не сомневаетесь, что Император могущественнее вас, или что Хари Селдон – мудрее. Разве вы не видите, что это ошибка?

Почему-то ему никто не осмелился возразить. Хардин продолжал:

– Речь идет не только о вас. Вся Галактика такова. Пиренн слышал рассуждения лорда Дорвина о научных исследованиях. Лорд Дорвин полагал, будто можно сделаться хорошим археологом, прочитав все книги, написанные на эту тему людьми, уже много столетий лежащими в могиле. Он считал также, что способ разрешения археологических загадок заключается в сравнении противоречащих друг другу авторитетных мнений. А Пиренн слушал и не возражал. Разве вы не понимаете, что здесь что-то не так?

Снова почти умоляющие нотки в его голосе. И снова ответа нет. Он говорил дальше:

– Половина Терминуса столь же никчемна, как и вы, друзья мои. Мы сидим здесь и считаем Энциклопедию чем-то самым-самым важным на свете. Мы полагаем, что венец науки – это классификация фактов из прошлого. Это важно, но разве не следует делать работу дальше? Мы отступаем и забываем, неужели вы этого не замечаете? Здесь, на Периферии, атомная энергия утеряна. На Гамме Андромеды из-за плохого ремонта расплавилась атомная станция, а Канцлер Империи жалуется, что не хватает техников-атомщиков. И каков же вывод? Обучить новых? Ни в коем случае. Вместо этого принимается решение ограничить использование атомной энергии.