Уильям приблизился к ней с мешком для грязного белья и, засунув внутрь её ноги, начал натягивать его на Кэтрин. Он не смотрел ей в лицо, полностью сосредоточившись на выполнении своей задачи. Кэтрин отстранённо наблюдала, как Уильям, чопорно придержал подол её длинной ночной рубашки, не позволяя тому задраться вверх. Где-то в отдалённой части мозга мелькнула слабая благодарность к Уильяму за то, что он позаботился о сохранении её скромности.

Кэтрин услышала, что возле ног зашелестело постельное белье, и увидела, как Доджер с яростным шипением бросился на её обидчика. Со скоростью ртути он вцепился Уильяму в руку, глубоко вонзив в него свои острые зубы. Кэтрин никогда не видела, чтобы маленькое животное вело себя столь агрессивно. Уильям удивлённо охнул и с низким проклятьем стряхнул хорька с руки. Доджер отцепился, пролетел через всю комнату и, сильно стукнувшись об стену, с мягким шлепком упал на пол.

Кэтрин застонала сквозь кляп, и глаза её обожгли горячие слёзы.

Тяжело дыша, Уильям осмотрел кровящую руку, нашёл в умывальнике кусок ткани, обернул им рану и вернулся к Кэтрин. Он принялся натягивать мешок всё выше и выше, пока не стянул его у Кэтрин над головой.

Она понимала, что на самом деле Алтея вовсе не хочет её видеть. Нет, тётка жаждет её уничтожить. Возможно, Уильям не догадывался об этом. А может, попросту заблуждался по поводу её намерений. Сейчас это уже не имело значения. Кэтрин не чувствовала ничего: ни страха, ни боли, хотя слёзы продолжали безудержно бежать у неё из глаз и стекать по вискам. Какая ужасная судьба — покинуть мир, ничего при этом не ощущая. Она была не более, чем клубком перепутанных конечностей, сваленных в мешок, безмозглой куклой, лишённой воспоминаний и всякой чувствительности.

Несколько разрозненных мыслей просочились сквозь плотное покрывало небытия, словно тоненькие лучики света во мраке.

Лео так никогда и не узнает, как сильно она его любила.

Кэтрин подумала о его глазах, об их таком переменчивом голубом цвете. И в тот же миг в её сознании возникло видение созвездия, сотканного из сверкающих звёзд, которое можно увидеть только в разгар лета — созвездие Льва. И самая яркая звезда в нём обозначала его сердце.

Он будет страдать, её Лео. Если бы только она могла уберечь его от боли.

Ах, как много у них могло быть впереди. Целая жизнь, разделённая на двоих — так просто, и так бесценно. Наблюдать за тем, как с возрастом меняется его дорогое лицо. Сейчас она могла признаться себе, что никогда не была так счастлива, как в минуты, проведённые рядом с Лео.

Её сердце тяжёлым, болезненным комом всё слабее билось в груди, пока не превратилось в твёрдый, бесчувственный узел.

Я не желала зависеть от тебя, Лео, я так упорно боролась за то, чтобы брести в одиночестве по задворкам собственной жизни… когда мне нужно было всего лишь набраться храбрости и сделать шаг в твою.

Поздним утром Лео вернулся со встречи со своим старым наставником Роулендом Темплом. Бывшего архитектора, а ныне профессора Университетского колледжа недавно наградили Королевской Золотой медалью за достижения в области научного исследования архитектуры. Лео был позабавлен, но едва ли удивлён, обнаружив, что Темпл, по своему обыкновению, остался всё таким же властным и раздражительным. Старик рассматривал аристократию как источник патронажа, способный материально поддерживать его начинания, но при этом презирал высшие круги за их закоснелые взгляды и отсутствие всякого воображения и чувства стиля.

— Вы не один из этих паразитирующих болванов, — решительно заявил ему Темпл, и эти слова из уст старого профессора прозвучали как комплимент Лео также, как и сказанные позже: — Моё влияние на вас не может быть уничтожено, не так ли?

Разумеется, Лео заверил его, что этого никогда не произойдёт, и он всегда будет помнить и ценить то, чему научился у Темпла. При этом он не посмел упомянуть о гораздо большем влиянии, которое оказал на развитие его таланта пожилой профессор из Прованса.

— Архитектура — это то, как мы справляемся с жизненными трудностями, — когда-то давно сказал ему Джозеф в своей atelier [35] . Старый профессор пересаживал какие-то травы за длинным деревянным столом, а Лео пытался ему в этом помочь.

— Non [36] , не трогайте их, mon fils [37] вы слишком сильно прижимаете корни, для нормального роста им требуется гораздо больше воздуха, чем вы им оставляете. Он отобрал у Лео горшок и возобновил свою лекцию.

— Чтобы стать архитектором, вы должны принять окружающий мир со всеми его недостатками. И лишь тогда, достигнув полной гармонии, вы соберёте свои идеалы воедино и сформируете из них прочную основу.

— А могу ли я добиться этого без идеалов, — полушутя, поинтересовался у него Лео. — Недавно я узнал, что не могу им соответствовать.

Профессор Джозеф улыбнулся:

— Но при этом вы не сможете достичь звёзд. А вы всё ещё нуждаетесь в их свете. Они необходимы вам в качестве ориентира, n’est-ce pas? [38]