Шрифт:
– Нет, серьезно. Вот именно сейчас, когда ты взмыл в воздух, мне показалось, что я это уже когда-то видел. Давным-давно, где-то в прошлой жизни...
– Ты уже и эту жизнь можешь считать прошлой, – сказал Вельхеор, плавно опускаясь на пол перед Колдуном и ощерив клыки.
Я согласно кивнул каменной головой, издав очередную серию скрежетов и хрустов.
– Ведь ты не Виктор Светлов, я правильно понимаю? Ты кто-то другой, занявший его тело.
Я поднял свой полутонный кулак и потряс им перед собой, показывая, что пора заканчивать болтовню и раскатывать этого засранца по каменному полу в три слоя.
– Подожди-ка, – отмахнулся от Колдуна Вельхеор. – Тут мой друг что-то жаждет тебе сказать.
Ох как жажду. Что он тут с ним рассусоливает? Этот Колдун уже столько напакостил, что его сразу...
– ...давить нужно, а не слушать его бредни, – неожиданно услышал я свой голос.
– Так-то лучше, – обрадовался Вельхеор, и я только сейчас понял, что, пока я вел внутренние монологи, он производил передо мной какие-то пассы. Наколдовал, выходит.
– А это, надо думать, сам Виктор Светлов, – отчего-то обрадовался Колдун.
– Он самый, – грозно рявкнул я. – И я тебя щас тут затопчу просто на месте. Будешь знать, как Посвящения некачественные устраивать.
– Ах да, это ведь ты из Посвящения черте что устраиваешь, да еще в этом мире, совершенно не готовом к внедрению Искусства, – опомнился Вельхеор. – А у тебя лицензия от Международной Ассоциации Искусства есть?
Ну вот, опять. Вельхеор какой-то странный вообще-то. Свихнулся, должно быть, из-за своих скитаний, когда он духом бесплотным был. Какое-то у него поведение неустановившееся, то туда, то сюда. Вот и непонятно, шутит он сейчас или действительно этой чертовой лицензией озабочен.
– Какое разрешение, когда я всего лишь воссоздавал то, что видел несколько сот лет назад, – неожиданно начал оправдываться Колдун.
Сколько лет?! Э-э-э... да у мужика крыша поехала. От страха, что ли?
– Это где ты такое видел? – подозрительно осведомился Вельхеор, и у меня возникло такое ощущение, что вампир ему верит. С чего бы вдруг?
– Слушай, давай его быстренько по стенкам размажем, и по домам, – решил я внести ясность в наши намерения.
– Слушай, ты чего такой кровожадный стал, а? – удивился Вельхеор. – Это ты от меня, что ли, нахватался? Или с Кельнмииром переобщался? С чего столько злости?
– С того, что меня тут травят, бьют, в меня стреляют, мне угрожают, меня даже унижают. И после этого я должен прикидываться ангелочком? – огрызнулся я.
– В чем-то он, конечно, прав, – неожиданно согласился Колдун.
– Значит, мы тебя сейчас... того? – Я с надеждой посмотрел на Колдуна.
– Но «того» меня все же пока что не надо, – огорчил меня Колдун. – Давайте сначала сядем и поговорим, а затем уже решим, кто кого и за что.
Я незатейливо ругнулся.
– Поговорим, – махнул рукой Вельхеор. – Только ты недолго. Мне скоро домой пора уходить, а я еще должен убедиться, что младшему ничего не угрожает...
Хм... младший – это, видимо, я. В общем-то в сравнении с его тремя тысячами лет я не то что младший, я младенец еще. Но все равно не очень приятно.
– Кстати, о безопасности, – неожиданно вспомнил я. – Меня же это...
– Отравили, – кивнул Вельхеор. – Все уже сделано. Желудок, конечно, немного покрутит, но жить будешь.
Я облегченно вздохнул, на радостях проглотив хотевшее вырваться высказывание на тему «да разве ж это жизнь?»
Как можно вздыхать, не имея легких, – тоже тот еще вопросец.
– Тогда поговорим, – смилостивился я и грузно сел на подобие алтаря. Не потому, что устал (чему уставать-то?), а потому, что просто привык говорить на серьезные темы, сидя на чем-нибудь удобном. А что для каменной статуи может быть удобнее, чем каменный же постамент?
Вельхеор брезгливо оттолкнул ногой спящего спецназовца и выудил прямо из воздуха небольшой, но удобный деревянный стул.
Колдун лишь поднял бровь и проделал ту же самую операцию.
Вот жуки-то, а о бедной ходячей статуе никто не позаботился и даже стульчика не предложил. Ну и что, что вешу я десяток тон? Все равно обидно.
– Ну давай, рассказывай, как ты дошел до такой жизни, – спросил Вельхеор таким тоном, будто являлся обвинителем в суде. Может быть, это именно так и было. Сейчас решалась судьба Колдуна, и Вельхеор, вполне возможно, на этом процессе был и обвинителем, и судьей, и палачом.
– Детства своего я не помню, – послушно начал излагать Колдун. – Хотя, как мне говорили мои знакомые, которых, кстати, я тоже не мог вспомнить, они (в смысле родители) у меня были. Мне рассказывали, что я ударился головой и потерял память. Где и как я ударился, я также не помнил и не помню до сих пор, а характер повреждений доктора определить не смогли. Да и доктора-то тогда были так... врачеватели-теоретики. Ни снимков не сделали, ни анализов не взяли... год тогда был где-то 1701-й, если не ошибаюсь.