Однако, отмахав значительную часть пути, вдруг обнаруживаешь, что оставшийся отрезок вполне поддается учету и укладывается в отнюдь не размашистые рамки. И вообще-то было отмерено не так уж щедро — и отпусков, и зим, весен, осеней и летних теплыней… Сколько? Семьдесят? Восемьдесят? От силы — сто. Жизнь, согласимся, даже арифметически прижимиста и куцевата. А уж осталось после того, как отмахали половину… Кот наплакал! В лучшем случае — сто полугодов.… (То есть пятьдесят полных лет). Полугода нам нужны в качестве наглядной невзрачности того, что имеем в наличии. Год еще как-то тянется, создает иллюзию протяженности, а полугодия щелкают одно за другим. Только успевай лузгать… Полгода — начиная с лета или полгода — начиная с зимы? А его уже нет! Сколько вещей вы успеваете износить за полгода? Сколько ботинок стоптать? Нисколько! Хорошую вещь таскаешь годами… (Ну, и нужны вам после этого хорошие вещи? Об этом мы еще порассуждаем!) Сколько же осталось переменить нарядов? Сколько завтраков и обедов отпущено проглотить? Иногда кажется: горизонт, к которому вы так тяжело двигались по расхлябанной дороге, придвинулся вплотную.

Когда была последняя полная огня ночь? Да вот же, совсем недавно… Года три назад… А кажется — вчера. Как стремительно промелькнули месяцы! И до торжественных дат — рукой подать. Сколько торжественных юбилеев доведется отметить? Сколько праздников предстоит? Вы сам-то покумекайте!

Наглядный пример. Вспомните встречу текущего Нового года и посмотрите на календарь. Вот же она была, ну вот же, совсем недавно — а на носу следующее Рождество…

Новорожденный приходит в мир, не зная ни одного анекдота. А уходит из жизни, зная все анекдоты наперечет. И сознавая: ни одного нового сюжета (будь то комедия или трагедия), даже обобщенными усилиями, человечество придумать не в силах. Едва молодой неопытный рассказчик произнесет первое слово скабрезной или возвышенной истории, а многоопытный слушатель уже прокрутил в сознании ее продолжение и финал. Лишь замелькали первые кадры фильма, а наторевший зритель знает, чем тягомотина завершится. Сознаешь исчерпанность — тематики анекдотов и самих анекдотов, любовей, дружб, фильмов, которые можешь посмотреть, книг, которые способен прочитать… Даже мыслей, которые успеют залететь в твою голову. "Любовный треугольник", ну, "четырехугольник", ну, "пятиугольник", от силы "десятиугольник" (на долгое продолжение такой "многоугольности" просто сил не хватит) или полигамия — вот и все из имеющихся в наличии возможностей. Одна профессия, две профессии, три — десятью никак не овладеть (хотя российская действительность, как мы уже выяснили, к этому побуждает)… Три квартиры, три особняка — большее количество в течение недели просто не успеть навестить… А под занавес — одна единственная могила и один гроб (два или три просто ни к чему), как и одно-единственное лоно, из которого появился на свет… Ограниченность вариантов и ситуаций — все, что отпущено человеку. Вырваться за пределы — в неохватное пространство — удел гениев и сумасшедших…

Жизнь постоянно манит и обещает… И в этом ее прелесть и секрет. В восемнадцать обещает само собой. В тридцать — естественно, столько времени впереди. Обещает и в сорок, и в пятьдесят. Такая ее особенность, такая у нее манера — обещать, что все в будущем. Кокетка! Этим она отвлекает от настоящего! Это — своего рода анестезия, наркоз.

Но нельзя этой заморочке поддаваться.

А еще я вычислил, почему время в зрелые годы утекает быстрее, чем в молодые. В молодости разбиваешь его на часы: любовное свидание, загул с друзьями, опять после этого свидание… Поэтому каждый день наполнен уймой радостей и приятностей и длится бесконечно.

В зрелости планируешь время неделями, нарезаешь большими протяженными ломтями — эта неделя в принципе занята, на каждую ее одну седьмую часть приходится уйма хлопот и тьма мелких встреч, даже в выходные надо что-то и куда-то успеть. Также заштрихована и следующая неделя… Идет вспашка целины грубыми лемехами. Крупные куски глотаешь, не прожевав. Просевшее велосипедное колесо катиться со все возрастающей скоростью, мелькание спиц сливается в сплошную непроглядную серость…

Однако, из вышесказанного ведь не вытекает, что пришла пора безоговорочно сдаваться! Маркофьев сумел меня в этом убедить. День за днем он проводил вразумляющие брифинги и сеансы успокоительной психотерапии. После которых я чувствовал себя воспрявшим.

Он говорил:

— Все впереди. И в пятьдесят, и в шестьдесят, и в семьдесят пять надо готовиться к будущему!

И еще он говорил:

— Первые пятьдесят лет нужно жить для себя… — Задумывался и прибавлял. — Нет, лучше шестьдесят. Или даже семьдесят. А остальные — без остатка отдавать людям, дарить обществу… Ибо они, эти годы, — самое ценное. Сухой, так сказать, остаток. Концентрация ума и знания. Не надо жалеть для людей лучшего!

Он призывал:

— Тряхнем молодостью! Мы ведь еще так юны!

Если вдуматься, он был прав. Да и если не задумываться — тоже! Чего еще я хотел от жизни, помимо того, что она у меня была? И не такая уж плохая. А у многих, я видел это, когда посещал кладбища, — ее уже не было.

Маркофьев посмеивался над моими арифметическими выкладками:

— Что есть деление бесконечного и безразмерного времени — на годы, века, тысячелетия, дни, секунды, минуты? Всего лишь условность. Предпринятая человеком попытка ради удобства разбить необозримый массив на поддающиеся инспекции и подвластные взгляду делянки. В это расстояньеце поместилось то-то и то-то, в другое — это и то, третье осталось незаполненным… Взгляд муравья, ползающего по огромному лесу… Подход ремесленника, линейкой измеряющего пыльный клочок уходящей за горизонт дороги… Ухватки пусть даже очень мастеровитого портного, прикладывающего сантиметр к ниспадающим с небес одеждам Всевышнего… Надо ли обращать на эти деления хоть какое-то внимание?

В чем еще была суть его воздействия на мое подсознание? Попробую проанализировать. Он размышлял:

— Я и ты, мы вступаем во вторую стадию жизни. Что есть эта вторая стадия? Это прежде всего — половина. А половина целого — это много. Мы много можем успеть. Взять. Отвоевать. Наверстать.

Мои наблюдения. В предзакатный период: кровь бежит по жилам быстро, однако недостаточно резво, сердце стучит ровно, однако дает перебои, иногда побаливают колени и другие суставы, голова то работает четко, то полна неясности и тумана… И все же: кровь бежит, сердце стучит, а взаимоотношения с противоположным полом хоть и претерпевают изменения — уже не мчишься сломя шею на свидания, уже не волнуешься в преддверии любовной встречи, уже трудно не спать и безумствовать ночи напролет — тем не менее продолжаются… Да, хочется тишины, уединения в хвойном или смешанном лесу, хочется полноценного отдыха и крепкого сна…