Небольшой поселковый магазин был, как водится, центром светской жизни. На площади перед ним собирались всевозможные группы по интересам, хотя, в сущности, интерес их объединял один – бухло. Так и бухали, разбившись на кучки, начиная от совсем уже синих, соображавших на троих, заканчивая вполне еще приличными, употреблявшими пиво, молодыми. Синие были из местных, молодые или из местных, а большей частью из приезжих: такие же работяги, как и я, расслаблявшиеся после трудового дня. Все вели себя чинно, дурака никто не валял и не включал, свой свояка узнавал, и все друг с другом здоровались. А в нашей банде, как я уже и говорил, царил абсолютный сухой закон. Четверо из пятерых моих новых приятелей вшились раз и насовсем, а пятый был классным специалистом и был запойным, поэтому его за территорию стройки не выпускали, да тот и не стремился. Мне порой хотелось выпить, но я никогда не был особенным поклонником этого дела и снискал некоторое уважение среди околомагазинного общества, как деловой, тверезый и не балабол.

Хозяин вот-вот должен был рассчитаться с нами, и, наконец, этот день почти настал. Дима позвонил утром старшому и предупредил:

– Слышь, Владимирыч, скажи пацанам, что завтра я бабки привезу, они у меня на руках, хозяин дал расчет.

– Ништяк, Дима, – культурно ответил Владимирыч, отсидевший когда-то за грабеж, а теперь выполнявший малярные работы и штукатурку.

– Братва, завтра взгрев, – предупредил он нас. – Все на общак зафордыбачим и раздербаним по-чесноку, чтоб без блядства.

– Базара нет, – хором ответили все (и я тоже).

По моим приблизительным подсчетам выходило, что завтрашний общак потянет не меньше чем на двадцать тысяч долларов, из которых мне причиталось максимум две. Добраться с такими деньгами до Бельгии нечего было и думать. В мозгу копошились разные мыслишки, но я не подобрал ни одной, все они казались мне опасной авантюрой. Так ни на чем и не остановившись, вечером я отправился в магазин за чаем, хлебом и консервами, словом, за всем тем, что составляет рацион работяги. В магазине, стоя в небольшой очереди перед кассой, я, впервые за все это время, обратил внимание на небольшую полку с журналами и газетами: что-то неуловимое заставило глаз остановиться, а руку вытянуться и взять с полки один из журналов. Я не смог сдержаться и глухо застонал: с обложки на меня смотрела очаровательная женщина во всем блеске своей красоты. Я перечел набранный крупными красными буквами заголовок: «Евгения Гринева в главной премьере года. Фильм «Любовница вампира» – абсоютный лидер отечественного проката». Перед глазами прыгали буквы, и Женино лицо двигалось, словно живое. Я взял журнал себе, прижал его к груди и очнулся, только когда услышал голос кассирши:

– Мужчина, за журнальчик не забудьте заплатить.

– Да, да, – засуетился я, отсчитывая деньги, – Скажите, а где тут у вас можно в Москву позвонить?

– А вон таксофон, сейчас выйдете и направо. Так по карточкам, карточки вот продаются. Вам надо?

– Надо, – сглотнул я, – мне очень надо.

У таксофона никого не было, я поставил сумку с продуктами прямо на землю, вставил в аппарат карточку, набрал Женин номер. Она отозвалась почти сразу, я даже гудка не услышал:

– Алло, я слушаю.

– Женя…

– Алло! Кто? Кто это? О Господи, Слава! Ты?! Не может быть!

– И тем не менее это я.

– Ой, как я рада! Как я счастлива, что ты позвонил! Где ты?

– Это пока маленький секрет.

Она осеклась, сказала глухо:

– Ну да, конечно. Я понимаю. Тебя же ищут. Ко мне последний раз звонили всего пару недель назад.

– Чего хотели? Хотя да, я понимаю. Спрашивали, не объявлялся ли я?

– Да. Но как ты? Что с тобой?!

– Не сказать, что все ровно, Женя. А тебя можно поздравить с успехом?

– Что ты имеешь в виду? Ах это! – рассмеялась она довольным смехом счастливой женщины. – Да! Представляешь! Картина получилась замечательная! Народ валом валит и в Москве, и в регионах, сборы нереальные!

– Вот как? – Я потер переносицу. – Слушай, так выходит, я удачно проинвестировал?

Ее голос сразу же изменился. Стал холодным и деловым:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я думал, если фильм собрал так много, а я вложил деньги в его создание, то я мог бы хотя бы получить обратно тот миллион баксов, который я тебе принес тогда, почти перед самым моим арестом. Это как-то можно решить?

– Не знаю. Я спрошу у ребят, что они думают по этому поводу. Вообще-то у нас с тобой никакого договора не было, мы ничего не подписывали, никаких обязательств. Ты разве не помнишь?

– Помню. Но…

– Я поговорю, о’кей, – очень сухо сказала она, с явным желанием поскорей завершить разговор.

– Когда тебе позвонить?

– Не знаю. Где-нибудь через месяц. Мы сейчас все очень заняты. Да. Не раньше чем через месяц.

– Ну что ж… В таком случае до свидания, Женя. Я позвоню тебе через…

Короткие гудки: она не дослушала. Я в оцепенении повесил трубку, пошел обратно к магазину. Кто-то меня окликнул, я обернулся. Поддатые хохлы, работали неподалеку, но их прогнали, то ли за пьянство, то ли на нерадивость: бедовый народ. Живут в каком-то сарае, домой не собираются, видать, нету денег. Один из них поманил меня:

– Слава, здоровеньки булы! Как сам?

– Привет, мужики, – ответил я. – Отдыхаете?

– Ага, отдыхаем, – злобно ответил еще кто-то из их компании. – Подзаебались уже отдыхать-то, вот. Ни денег, ни работы. Даже домой уехать не на что, все пропили. Слушай, ты вроде мужик нормальный, не пьешь, дай шестьсот долларов взаймы нам на билеты. Мы тебе с дому вышлем все тютя в тютю. Дай, а?