– Да вы че, ребят? Какие доллары? Откуда у меня?

– Да ладно, будет, пошутили мы, – тот, кто подозвал, похлопал меня по плечу, – не грузись.

Я помолчал немного потому, что решиться всегда труднее, чем придумать, но все-таки смог:

– Мужики, тут такое дело. Я сам копейки получаю, я ж разнорабочий. А тут нам должны завтра расчет привезти. Смекаете, о чем я?

– Це дило, – кивнул хохол, – а скильки будэ грошей?

– Много. Штук двадцать баксов. Вы там всех сделаете, а мне за наводку половину.

– Нас шестеро, а твоих сколько?

– Пятеро, – сглотнул я нервный ком. – Да они ханурики все, урки бывшие, там здоровья-то никакого.

– Здоровья нет, зато пером попишут запросто, – справедливо заметил кто-то.

– Ну, как хотите, – с облегчением сказал я. – Если чего, то я вам ничего не говорил.

– Да ты погодь. – Тот, что был у хохлов за старшего, взял меня за рукав. – Такие дела так не делаются, покубатурить надо. Ты не торопись. Ты скажи, а кто привезет бабки?

– Прораб. На машине.

– Так, может, его лучше?

– Не выйдет. У него пушка, – соврал я потому, что мне не хотелось подставлять Диму. Все же он спас меня. Должно же и у меня быть что-то святое. Те для меня просто работяги и уркаганы, их мне никогда не было жаль.

Хохлы стали советоваться, зашептались, видно было, что они ухватились за мое предложение, как за соломинку, и уже не хотят ее выпускать.

– Ладно. Тогда мы ночью завтра аккуратно вломимся. Ты только дверь открой, – услышал я, наконец.

– Открою, мужики, открою, – пообещал я, – только вы постарайтесь без мокрухи.

– Как выйдет, – ответил тот, что был за старшего, – в таком деле наперед никогда не знаешь.

На следующий день Дима приехал поздним вечером. Быстро отсчитал деньги, сказал, что завтра заберет половину из нас на новый объект, и уехал. У него свои дела, прорабьи. Я не без зависти проводил его взглядом, подумав, что сейчас все отдал бы за свою «девятку» и ту маленькую должность в кооперативе. Как давно это было, черт бы все побрал! Мужики тем временем стали делить деньги «по справедливости». Мне досталось чуть больше двух штук, как я и предполагал. Я заныкал их в ботинки, прямо под стельки.

– Ты чего так ныкаешь? – спросил кто-то из вчерашних урок.

– А чтоб, если отбирать станут, так пусть сперва ботинки снимают, – отшутился я. Все засмеялись.

…Ночью, когда все разбойники легли спать и захрапели так, что затряслись стены, мальчик-с-пальчик прокрался к воротам и открыл дверь другим разбойникам. Те прокрались в дом, но один из разбойников задел ногой пустое ведро, оно загремело, и спящие разбойники разом проснулись, увидели, что их пришли грабить другие разбойники, и стали с ними биться не на жизнь, а на смерть. И так они бились, что поубивали друг друга совсем. А потом мальчик-с-пальчик вернулся в дом, обобрал всех мертвых разбойников и был таков…

Я не хочу описывать то, как это было на самом деле. Вот примерно так, как в сказке братьев Гримм, которую они хотели написать, да не стали. Сиквелы тогда были не в чести. Я двинул по направлению к шоссе, дошел до него и зашагал по обочине к Москве. И я, конечно, не знал, что вчера мой бывший шофер Вадик наконец-то нашел время, чтобы поменять на своей машине зимнюю резину на летнюю.

Он давно уже не работал шофером. Собственно, я был его последним пассажиром, шефом, которого он возил. После моего ареста этот парень решил круто изменить свою профессию и стал работать на себя, занялся ландшафтным дизайном и притом весьма успешно. Сейчас он возвращался в Москву и, конечно, не знал, что халтурщики из шиномонтажа в третьем таксопарке на улице Маломосковской не притянули как следует гайки на левом переднем колесе. Ездил Вадик очень быстро, так, словно он везде опаздывал, дома ждала его молодая супруга, он задержался у клиента и теперь летел на всех парах.

Идя вдоль шоссе, я включил диктофон. Меня всегда успокаивало это действо, было в нем что-то невероятно интимное, доверительное, беседа с самим собой завораживала. Я услышал за спиной нарастающий звук мотора и прервал свой монолог. А потом что-то с невероятной силой обрушилось на меня, сбило, потащило, подмяло под себя, и перед моими глазами стало темно-темно, а вокруг тихо-тихо. Я уснул и сквозь сон слышал, будто кто-то называл меня по имени, и я увидел маму. Она шла мне навстречу и улыбалась.