— Тучков, когда выходит?

— Обещали к пятнице, то есть завтра, — быстро ответил Ваня.

Тучков был соперником Ефремова внутри их партии. Оба — богачи, оба имели амбицию возглавить саратовскую парторганизацию. Тучков был воронежцем, а Ефремов родился в Ленинграде, но ничейный сочный ломоть Саратова вызывал у обоих слюнявейший аппетит.

Иван организовал диверсию. Со взломанной почты Тучкова на адрес нейтрального аналитического сайта, посвященного регионам, было отправлено интервью. Подлинное интервью Тучкова, чьи пиарщики разместили эту болванку в пяти саратовских изданиях, набор унылых штампов, вряд ли богач сам его читал. Но Ваня постарался: деликатно, высунув язык, он растворял в старом добром киселе гомеопатию свежего безумия. Интервью должно было выйти на нейтральном сайте: ожидалось, что Тучков и его присные не станут вглядываться в знакомый материал. А через короткое время грянет скандал…

Шум поднимет сайт «Компромат», отзывы станут обильно давать правозащитники-антифашисты. Вдруг, как при рентгене, откроется, что в благостном интервью Тучкова из трех мест мрачно темнеют фразы Гитлера. Раскавыченные, самые заурядные цитаты, привет от «Майн кампф», чего-то о целебной пользе национальной прямой демократии…

Нет, такого человека нельзя ставить на должность саратовского гауляйтора. Саратов должен достаться Ефремову. Тучков, конечно, примется визжать о провокации, о гнусной подставе, ну что же, все равно — остолоп. Слабый, гнилой кадр.

Это была дешевая операция. Хакеру, взломавшему мыло Тучкова, Ваня дал пятьсот долларов. Нейтральному сайту, где интервью завтра выложат, — тыщу. Пятьсот он передаст для разогрева сайту «Компромат», и без того вожделенно ждущему грозный корм грязевыми комьями… Остальные восемь штук он со спокойным сердцем положил в карман.

— Думаешь, не засекут? — после недолгой паузы хитро спросил Ефремов. Они уже въехали в центр Тамбова. — Не начнут опровергать раньше времени?

— Не начнут.

— Почему?

— Потому что все вокруг — раздолбаи маринованные, — Иван дернул плечами.

— Верно мыслишь, — политик заухмылялся, раздувая усы.

Ваня хоть и грустил по паскудной своей жизни, все же подчинил себя ей, он страдал, но летел дальше и дальше, успешный, целеустремленный. Иногда недоумевая: почему все получается, неужели у него такая способность к политике?

Несколько лет назад его полюбил немолодой препод и после зачета повел студента Соколова в «Бутербродную», одно из немногих оставшихся в Москве простецких заведений.

— Ты знаешь, что такое самолет? — выпытывал мужичок, сразу захмелев. — Железо? Нет. Топливо? Нет.

— Пилот? — спросил Ваня.

— И не только… Самолет — это небо! Запомни, милый, небо формирует самолет. Без неба он не существует…

И вот к двадцати семи годам Ваня понял, что стал рабом фона. Небо жизни несло его в мясистом кулаке. Так он продвигался. И хоть и переживал, но смирился с тем, что властная жизнь двигает, хрупкого, его. Несет в своем заботливом сальном кулачище со вздутыми жилами лазури.

— Утрецо доброе! — Депутат распахнул объятия.

С ответно распахнутым объятием обнажились запястья, ослепило золотко часов, из-за стола к ним поднялся мужчинка в золотых узких очках:

— Как доехали?

— Домчали… — хохотнул депутат, приближаясь к владельцу кабинета, и они сомкнулись, ушибая друг дружку по пиджачным спинам.

Разлепились. Охранники ждали за дверью.

— А это мой помощник. Ушлый пацан. Он доверенный. Посидит с нами?

— Пускай. Умных слов наберется, твою мать… — У Пожарского был скрипучий голос костлявого человека.

— Ваня. — Юноша пожал крепкую сухую ладонь.

— Садитесь, гости! — Пожарский показал им места за лакированным столом, на котором царил минимализм: одна-одинешенька лежала красная папочка с золотым готическим тиснением «ТРУДЫ И ДНИ».

— Чем обрадуешь, соратничек? — спросил Пожарский плутовато.

— Да вот, партия сказала: надо по владениям твоим покататься. Я ответил: «Честное пионерское». Повыступаю тут у вас, расскажу твоим тамбовцам, как давать стране угля и кто самый лучший в мире губернатор. Завтра в Москву.

— Ну, я видел твой график… — Пожарский покачал головой. — Жалко, сейчас не лето. А хочешь на речку ко мне махнуть? Снег, красиво.

— Не могу, братан. Сам говоришь, видел график.

— Слушай, и я сегодня замудохан. Через двадцать минут совещание с местными главами. Если я к тебе вечерком присоединюсь за ужином, простишь? Без меня справитесь?

— Обижаешь, гражданин начальник.

— Ладно, Миха, ты еще не зэк пока…

— Типун тебе налево…