— Джорджина, тебе всегда рады в замке Кимболтон, — напомнила ей сестра Сьюзен.

— О, не бойся, ты и твой красавец герцог Манчестер будете следующими в моем списке.

— Хм. Красив тот, кто красиво поступает, — заявила Сьюзен, покачав головой, как бы говоря, что замужняя жизнь состоит не только из блаженства.

— Ах, прошу тебя, никаких жалоб в присутствии новобрачной. Ты вызовешь у нее отвращение к семейной жизни, — сказала Шарлотта.

Джорджина свистнула:

— Если у нее не появилось отвращения к семейной жизни, когда она наблюдала за нашими родителями, тривиальные беды герцога и герцогини Манчестер не произведут на нее большого впечатления.

— Святая правда. — Шарлотта посмотрела на Мэдлин, которая овдовела и снова вышла замуж в прошлом году. — Ты второй раз замужем. Ты, конечно же, могла бы произнести несколько мудрых слов, чтобы приободрить новобрачную.

— Живи в деревне и держи мужа подальше от лондонской политики, продажных женщин и частных игорных домов.

Джорджина посмотрела на мать, стоявшую в противоположном конце зала. «Слава Богу, политику я нахожу такой же увлекательной, как она».

Джорджина закрыла глаза и постояла так, пока не прошло стеснение в груди. Несмотря на ее общительную натуру, отчужденность родителей с тех пор, как она была ребенком, сделала ее ранимой и зачастую вызывала в ней чувство неуверенности. «Но я никогда не позволю выдать меня замуж без любви, — поклялась она. — Я никогда не позволю себе стать жертвой мужа, который открыто изменяет жене».

Джорджина легко двигалась в толпе приглашенных и не приглашенных на свадьбу гостей, несмотря на великолепие их титулов. Она увидела маркиза Лансдауна с двумя сыновьями; она знала, что оба они очень хотят танцевать с ней, когда начнется бал.

Джорджина остановилась, чтобы поговорить с лордом и леди Холланд и дать им понять, что здесь рады их появлению.

— Бет, как я рада снова видеть вас. Генри, я настаиваю на том, чтобы вы танцевали со мной шотландский рил, когда начнутся танцы.

Она заметила брата, разговаривающего с модно одетым мужчиной, который имел вид надменного превосходства, и поздоровалась:

— Здравствуй, Джордж. А ты обещай, что будешь танцевать со мной первый страспей. [2]

— С удовольствием, милочка, — ответил лорд Хантли.

Френсис Расселл посмотрел на изящную девушку, черные блестящие локоны которой были уложены короной и украшены бутонами роз. На ней было элегантное белое платье в стиле ампир, открывавшее пышную безупречную грудь. Его надменное равнодушие мгновенно исчезло.

— Хантли, я требую, чтобы вы представили меня этой красивой юной богине, которую храните для себя.

— Это моя сестра, и она совершенно недосягаема для вас, Бедфорд. Она еще даже не выезжает.

Джорджина послала герцогу Бедфорду дерзкую улыбку:

— Когда начну выезжать, я с удовольствием познакомлюсь с вами, милорд.

Столы в двух комнатах, отведенных для ужина, были уставлены всеми деликатесами, известными в модном обществе, равно как и более плотными блюдами, которые должны были прийтись по вкусу мужчинам со здоровым аппетитом, а также принцам из королевской семьи, ведь те каждый день предавались смертному греху чревоугодия.

Одетые в ливреи слуги герцогини Гордон разносили шампанское и ее прославленный пунш из виски, и в результате к тому времени, когда заиграли музыканты, гости утратили все сдерживающие начала.

Спустя пару часов изящные контрдансы и котильоны уступили место более живым деревенским танцам, и в переполненном бальном зале зазвенел радостный смех людей, которые начали веселиться по-настоящему.

В полночь новобрачные разрезали свадебный торт и начались тосты с пожеланиями счастья и плодовитости.

Празднество кончилось к шести часам утра. Сестры Гордон стояли, сплетя руки с матерью, и прощались с уставшими до предела гостями.

Джорджина видела, что принц Уэльский подозрительно покачивается, спускаясь по ступеням, и шепнула матери:

— Ручаюсь, что он выпил на один глоток больше, чем следует, и это его доконало!

Ресницы Джорджины затрепетали, глаза открылись. Что это было? Она услышала треск, а потом громкие голоса. Черт побери — они опять за свое! Она поняла, что родители устроили очередную ссору, и сердце у нее упало. Они оба были слишком вспыльчивы, и ни Джейн, ни Александру Гордон даже в голову не приходило, что их могут услышать либо члены семьи, либо слуги.