— Как дела? Есть что-нибудь новенькое? — поинтересовалась Эша, приводя в порядок ногти.

— Ничего. Все то же самое. Сначала скажи мне, как ты.

— Хорошо. Кажется, вы говорили о Париже.

— Да, Ганеш хочет провести там медовый месяц. И тем самым оказывает на меня еще большее давление. Я не хочу выходить замуж в следующем месяце, но могу и согласиться.

— Ну, если это означает увидеть поскорее Париж… — сказала Эша и посмотрела на нас: — Правильно я говорю?

— Конечно, — согласился Врум. — А ты, Шьям, что думаешь?

Тупой осел. Я ненавидел Врума.

— Я? — Все посмотрели на меня. Эша не отрывала от меня взгляда секунд пять. Мне не хотелось выглядеть угрюмым или, согласно новому ярлыку, вести себя как ребенок, и потому я ответил: — Конечно, надо довести это дело до конца. А затем поехать в Париж. Или на Багамы. Или куда там еще.

Черт побери! Стоило этим словам сорваться с моих губ, и я сам пнул себя ногой. Приянка посмотрела на меня. Она слегка подергала носом, это означало, что она крепко задумалась.

— Что ты сказал, Шьям? — медленно проговорила она, глядя мне в глаза, ее ноздри раздувались от ярости.

— Ничего. — Я отвел взгляд. — Я сказал, чтобы ты выходила замуж и как можно скорее ехала в Париж.

— Нет. Ты упомянул Багамы. Откуда ты знаешь, что Ганеш говорил о них?

Я молчал.

— Отвечай, Шьям. Ганеш предложил мне медовый месяц на Багамах, но я не говорила вам об этом. Так откуда тебе знать, о чем мы разговаривали?

— Ничего я не знаю. Я брякнул наобум, — отозвался я, но дрожащий голос выдал меня с головой.

— Ты… подслушал? Шьям, ты подсоединился к линии? — воскликнула Приянка и встала с места. Она подняла городской телефон и сняла со стола. За ним потянулись провода. Она посмотрела под стол. Маленький проводок шел к моему стулу. Черт побери! Меня поймали с поличным, подумал я.

— Шьям! — взвизгнула Приянка и грохнула телефоном о стол.

— Да. — Я старался говорить как можно спокойнее.

— В чем дело? Не могу поверить, что ты опустился до такого. Это в высшей степени непристойно!

Наконец-то я достиг высот хоть в чем-то.

Радхика и Эша глаз не сводили на меня. Я поднял руки, делая вид, что я тут совершенно ни при чем.

Врум встал, подошел к Приянке и обнял ее за плечи:

— Да ладно, Приянка. Расслабься. У нас у всех выдалась тяжелая ночь.

— Заткнись! Это какое-то безумие. — Она повернулась ко мне: — Как ты мог подслушивать мой личный разговор? Я расскажу об этом, и тебя уволят.

— Скатертью дорога. Чего ты ждешь? Пусть меня уволят. Делай что хочешь.

Врум посмотрел на Приянку, а потом на меня. Поняв, что не в силах помочь мне, он вернулся на свое место.

Эша потянула Приянку за руку, пытаясь заставить ее сесть.

— Что за… он… — В голосе моей бывшей девушки звучал гнев и подступающие слезы. — Неужели нельзя ждать от коллег хотя бы элементарной порядочности?

Я понял, что теперь меня перевели в разряд коллег. Непорядочных коллег.

— Скажи что-нибудь, — наседала на меня Приянка.

Я, по-прежнему молча, отсоединил от телефона провод, показал его ей и бросил на стол.

Наши взгляды встретились. Мы молчали, за нас говорили глаза.

Мои глаза спрашивали: «Почему ты унижаешь меня?»

Ее глаза спрашивали: «Почему ты так поступил, Шьям?»

Я думаю, разговор глаз более эффективен, чем обычный разговор. Но Приянка была не в том настроении, чтобы молчать.

— Почему, Шьям? Почему? Почему ты ведешь себя как ребенок? Я думала, мы решим все полюбовно. Мы же с тобой договорились о некоторых вещах, о некоторых взаимных уступках, условиях, разве не так?

Мне не хотелось обсуждать эти самые вещи и условия на людях. Я желал, чтобы она заткнулась, а сам готов был закричать.

— Мы решили продолжать работать вместе и решили, что окончание наших с тобой отношений вовсе не значит, что мы перестали быть друзьями. Но это?.. — Приянка взяла в руки злосчастный провод и снова бросила его на стол.

— Прости, — сказал, вернее, прошептал я.

— Что?

— Прости, — повторил я громче и четче. Ненавижу, когда она унижает меня. Мать твою, если перед тобой извиняются, просто прими эти извинения.