Мы засмеялись и захлопали, а он продолжал:

— Как же поступил Иона? Он рассказал морякам, что ослушался Господа Бога, сотворившего этот мир, и что нужно бросить его в море, потому что он ныне бегает от лица Господа и Господь рассердился. А что сделали моряки? Выбросили Иону в море? Нет! Они стали грести изо всех сил, чтобы доплыть до суши, но…

— Но шторм продолжался! — хором подхватили мы.

— И они стали молиться Господу в страхе перед Ним, и что они сделали?

— Они сбросили Иону в воду!

Иосиф посерьезнел, сощурился.

— Да, моряки испугались Господа и принесли Иону в жертву, и он опустился в глубины морские, где Господь сотворил огромную рыбу, чтобы она…

— Проглотила Иону! — воскликнули мы.

— И Иона провел в животе кита три дня и три ночи!

Мы притихли. Хором, повторяя за Иосифом, мы произнесли молитву, которую Иона послал Господу, прося о спасении. Мы знали ее наизусть, на нашем родном языке, и знали ее на греческом языке. Вместе с детьми молитву прочитали и мужчины, и женщины, что сидели с нами.

— До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада.

Я закрыл глаза, когда мы дошли до этого места:

— Когда изнемогла во мне душа моя, я вспомнил о Господе, и молитва моя дошла до Тебя, до храма святого Твоего…

Я вспомнил о храме. Я вспомнил не о толпах внутри его и не о человеке, пронзенном копьем, а об огромной массе мрамора и золота, сияющего на солнце, о песнопениях верующих, накатывающих, как волны на берег, — я видел, как морские волны набегают одна за другой, одна за другой, а наше судно качается на якоре, и волнам нет конца…

Я так глубоко погрузился в свои воспоминания о воде, бьющей о борт корабля, о пении, стихающем и усиливающемся вновь, что когда очнулся, то оказалось, что история Ионы уже подходит к концу.

Теперь Иона сделал все так, как велел ему Господь. Он пошел в «великий город Ниневию» и стал кричать: «Еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена».

— Все люди поверили в Господа! — сказал Иосиф, поднимая брови. — Они объявили пост и оделись во вретище, все — от старшего из них до самого малого. Проповедь Ионы дошла и до самого царя могущественной Ниневии; он встал с престола своего, снял свое царское облачение, оделся во вретище и сел на пепле! — Иосиф поднял руки, чтобы подчеркнуть важность этого момента. — Царь! — повторил он и кивнул. — Потом он повелел провозгласить по всей Ниневии от имени его, царя, и вельмож, чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище и воды не пили и чтобы покрыты были вретищем люди и скот и крепко вопияли к Господу.

Иосиф сделал паузу и выпрямился, оглядывая нас, а потом вопросил, повторяя слова жителей Ниневии:

— Кто знает, может быть, еще Бог умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев свой?

А потом он взмахнул руками, чтобы мы вместе ответили.

— И Господь помиловал их, — протянули мы хором. — И не навел на них бедствия.

Иосиф, помолчав, задал следующий вопрос:

— Но кто же огорчился? Кто не был доволен? Кто покинул город в ярости?

— Иона! — грянули мы.

— О Господи! — воскликнул Иосиф в роли Ионы. — Не сие ли говорил я, когда еще был в стране моей? Потому я и побежал в Фарсис.

Мы не удержались и расхохотались, а Иосиф поднял палец, призывая к терпению, и продолжил голосом пророка:

— Ибо знал я, что Ты — Бог благой и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый.

Мы все согласно закивали.

— И ныне, Господи, — воскликнул Иосиф от имени гордого Ионы, — возьми душу мою от меня; ибо лучше мне умереть, нежели жить.

Снова грянул смех.

— Иона так устал и расстроился, что уселся прямо у ворот Ниневии. И устроил себе там кущу и сел под нею в тени, чтобы посмотреть, что будет с городом. Вдруг еще что-то произойдет… И тогда у Господа появился план. Произрастил Господь ночью вьющееся растение над головой Ионы, чтобы избавить его от солнечного зноя и вместе с тем от огорчения, ибо пророк находил в этом успокоение своему огорченному духу.

И так прошел день и ночь, и пророк спал под этим растением… и кто знает? Может, ветры пустыни были не так холодны под его листвой. Как вы думаете?

Но радость Ионы о тенистом растении была непродолжительна. На следующий день, при появлении зари, червь по повелению Господа подточил растение, и оно засохло.

Иосиф остановился. Он поднял палец:

— Когда же взошло солнце, навел Господь знойный ветер, да, мы знаем, каким бывает ветер, и солнце стало палить голову Ионы, так что он изнемог и упал без чувств! — Иосиф шлепнул себя по коленям и кивнул: — Пророк упал без чувств от жары и ветра. И что он сказал?

Мы хихикали, но тихо, ожидая, чтобы Иосиф вскинул руки и выкрикнул голосом Ионы:

— Лучше мне умереть, Господи. Лучше умереть, нежели жить.

Тут мы дали волю смеху, и Иосиф подождал минутку, чтобы мы успокоились, но потом снова посерьезнел, хотя все еще с улыбкой, и заговорил добрым голосом Господа:

— Неужели ты так сильно опечален тем, что растение засохло?

Иона отвечал:

— Я очень огорчился, даже до смерти.

Тогда, отечески вразумляя пророка, Господь сказал: