— Вернемся к Цезарю Августу, — сказал он. — Какая разница, кто собирает налоги и ловит воров? Какая разница, кто стоит у городских ворот? Ты видел храм. Разве можно восстановить и очистить храм, если римляне не наведут в Иерусалиме порядок? Ирод Архелай отдает приказ убивать прямо в храме. Воры и мятежники стоят на галереях храма и пускают стрелы. Я согласен на римский порядок, да, пусть здесь будет мир, какой был в Александрии. Скажу тебе еще кое-что о римлянах. Их чаша полна, а это очень хорошо, когда у того, кто правит тобой, полная чаша.

Я ничего не ответил ему, но я впитывал каждое слово и запомнил их все до единого.

— Что они сделали с Симоном, с тем бунтовщиком, которого поймали?

— Его обезглавили, — ответил Клеопа. — И по-моему, он легко отделался. Хотя меня не волнует, что он сжег два дворца Ирода. Дело не в этом. Мне не нравится все остальное: беззаконие, разрушения…

Он замолчал и внимательно посмотрел на меня.

— Ох, ты же еще слишком мал, чтобы понять это, — пробормотал он.

— Ты говорил это десятки раз, — заметил я.

Он рассмеялся.

— А я понимаю, — настаивал я. — У нас нет еврейского царя, который бы правил нами всеми, у нас нет царя, которого бы мы любили.

Он печально кивнул, глядя на небо, на бегущие облака.

— Для нас ничего не меняется, — сказал он.

— И это ты уже говорил.

— И скажу еще не раз. Завтра я возьму тебя с собой в Сепфорис, ты поможешь мне закончить стены в доме, который мы строим. Это легкая работа. Я уже обозначил контуры и сам смешаю краски. Тебе надо будет только закрасить. И ты будешь работать, как работал в Александрии. Вот чего мы хотим, не так ли? Хотим работать, и любить Господа всем сердцем, всей душой, и следовать его Закону.

Мы снова зашагали к нашему дому.

Я не поделился с дядей Клеопой тем, что тревожило меня. Как ни хотелось мне рассказать ему о странном сне, я не мог этого сделать. А если я не мог рассказать об этом Клеопе, значит, не мог рассказать никому. Я не смогу расспросить старого раввина о человеке с крыльями и о видениях горящего храма, которые он мне показал.

И кто поймет ту ночь у Иордана, полную иных существ?

Мы уже почти спустились с холма. В ближайшем к нам саду пела женщина, у ее ног играли малыши.

Я остановился.

— В чем дело? — спросил Клеопа. — Пойдем, — потянул он меня за рукав.

Я не послушался.

— Дядя, — обратился я к нему. — О чем ты собирался сказать мне там, наверху? Скажи сейчас.

Он застыл.

Еле слышно я проговорил:

— Мне надо знать.

Дядя Клеопа молчал, но в нем произошла еле уловимая перемена: он как будто смягчился. Когда он наконец заговорил со мной, его голос был удивительно добр:

— То, что я скажу, сохрани в своем сердце. Настанет день, и тебе придется давать ответы.

Мы смотрели друг на друга. Я первый отвел взгляд.

«Мне придется давать ответы!»

Перед моими глазами вдруг вспыхнул закат над рекой Иордан, полыхнул огонь в воде, но не страшный, а сказочно красивый, и я снова ощутил присутствие тех, иных существ, бесчисленным множеством окружавших меня.

И ко мне на мгновение, как молния, пришло понимание. Я понял все!

Оно исчезло сразу же, только появившись. И я чувствовал, что должен отпустить его, это понимание. Да, я должен отпустить его.

Мой дядя все еще пристально смотрел на меня.

Он нагнулся и откинул волосы у меня со лба. И поцеловал меня.

— Ты улыбаешься? — спросил он удивленно.

— Да, — согласился я. — Ты прав.

— В чем?

— Я слишком мал, чтобы понять, — сказал я.

Со смехом он ответил на это:

— Тебе меня не одурачить!

Он выпрямился, и мы пошли дальше.

То лето было таким благодатным!

Ветки старой смоковницы в нашем дворе гнулись под тяжестью второго урожая фиг, сборщики оливок обивали ветки в садах, и меня переполняло доселе неизведанное счастье.

Для меня это время стало началом времен — наши последние дни в Александрии и приход в Назарет.

Шли месяцы, мы закончили ремонтировать наш дом, и теперь все жили в чистых и красивых комнатах — и семьи моих дядей, Симона, Алфея и Клеопы, и я с Иосифом и мамой.

Рабыня-гречанка Рива, которая пришла к нам с Брурией, родила ребенка.

Об этом много шептались, судили и рядили, даже дети. Вот и Маленькая Саломея шепнула мне как-то:

— Очевидно, она не слишком хорошо пряталась от тех разбойников!