Но созерцание дивной картины стоило всех неудобств, ведь Присцилла как раз натягивала рубашку через голову, радуя меня своей изумительной фигурой. Ее поза была настолько возбуждающей, что я на мгновение даже подумал о том, чтобы побороть усталость и продолжить наше общение. Но на самом деле я слишком устал и потому ограничился тем, что продолжал наблюдать за Присциллой, наслаждаясь прекрасным зрелищем.

Она, несомненно, заметила мой взгляд и, замерев, посмотрела на меня, разыгрывая возмущение.

— И что он на меня так смотрит, бесстыдник? — с наигранным гневом осведомилась она. — Неужели он не понимает, что раз уж дама вынуждена одеваться вместе с ним в одной комнате, то следует вести себя соответственно?

— Еще как понимает. — Я протянул к ней руку.

Отпрянув, Присцилла легонько хлопнула меня по пальцам и сунула мне кулак под нос.

— Веди себя прилично, развратник, — хихикнула она. — А то я на помощь позову!

— Да, это серьезная угроза, — согласился я. — Это же ты чуть было не довела меня до сердечного приступа.

— Вот как? — насмешливо произнесла Присцилла. — Что, кончился порох в пороховницах? А ведь есть поговорка, что Бог троицу любит.

— Троицу — это ладно, — согласился я. — Но мы явно…

Не дав мне договорить, Присцилла бросилась на меня, прижав коленями мои запястья, и наклонилась, чтобы еще раз поцеловать меня. С трудом выпростав руку, я попытался ее обнять, но она опять высвободилась. И хотя девушка по-прежнему смеялась, я понял, что настаивать не стоит. Усевшись на кровати, я устроился поудобнее и с любовью посмотрел на нее.

— Ты не перестаешь меня удивлять, При.

— Почему? Я же никогда не говорила, что я монашка. В конце концов, я ждала тебя больше года.

— Но ведь это стоило того, правда?

— И что же ты хочешь услышать, мой герой? — захихикала Присцилла. — Что я считаю тебя величайшим суперменом всех времен и народов?

— Что значит «считаю»? — обиженно переспросил я. — Я таковым и являюсь.

На этот раз Присцилла не рассмеялась, и внезапно я понял, что она пришла сюда не только для того, чтобы переспать со мной.

— Что случилось? — спросил я и, натянув штаны, придвинулся к Присцилле вплотную.

— Тебе грозит опасность, Роберт, — ответила При, и я, опустив ладонь на ее плечо, почувствовал, как она дрожит. — И не только тебе, но и тому индейцу, который пришел сюда вместе с тобой, и этой… как ты ее назвал?

— Элохим.

— Элохим… — со странной интонацией повторила Присцилла. — А ты вообще знаешь, что означает это слово?

Я покачал головой.

— Ну так почитай в Библии.

— Почему бы тебе самой мне об этом не рассказать?

Высвободившись из моих объятий, Присцилла прислонилась ко мне и покачала головой. Ее прикосновения были невероятно приятными, благодаря им у меня возникало ощущение тепла и уюта, которое просто невозможно описать словами. Внезапно в моей голове пронеслась совершенно безумная мысль: вне зависимости от того, что теперь может произойти, даже если в следующую минуту я умру, это стоило того.

— Ты мне просто не поверишь, — с некоторым опозданием ответила Присцилла. — Но я пришла сюда не для того, чтобы говорить о Тени. Думаю, ты можешь на нее полагаться. Дело в Некроне. Ты… ты не должен ему верить, Роберт. Что бы он тебе ни обещал, не верь ему.

Я не ответил. Все во мне требовало принять во внимание предупреждение Присциллы, но… Некрон пообещал нам гостеприимство и безопасность на эту ночь и сдержал свое обещание. Он обещал мне Присциллу, и вот я сжимаю ее в своих объятиях…

— А если он прав? — уклоняясь от прямого ответа, спросил я. — Ты же слышала, что он сказал о Хастуре. Я, между прочим, собственными глазами видел, как все произошло.

— Ты не знаешь Некрона! — возразила Присцилла.

— А ты его знаешь?

Помедлив, она кивнула.

— Лучше тебя. Не забывай, что я целый год была его пленницей.

Голос Присциллы дрогнул, и я покрепче прижал ее к себе. Что же ей довелось пережить за этот год? Какие невыразимые мучения она испытала, заточенная в собственном теле и отрезанная от внешнего мира? Я попытался представить себе, каково это: быть слепым, глухим, парализованным, неспособным чувствовать что-либо — и так целую вечность. Мысль эта была настолько ужасна, что я не смог додумать ее до конца.