…Весной 1943 года Латышскую дивизию снова перевели во второй эшелон. Начались напряженные тактические занятия, продолжавшиеся все лето. Стрелки обучались вести наступательные бои, преодолевать болота, водные преграды, пользоваться взаимодействием различных родов оружия. Шлифовка, которую приобрели в этих учениях батальоны и роты дивизии, была дороже золота; усилия, потраченные на тренировку, окупились сторицей в дальнейших боях.

Только поздней осенью 1943 года с одной из маршевых рот вернулся в дивизию Айвар. После окончания курсов он несколько месяцев пробыл в резервном полку, где командовал ротой. Командование резервного полка хотело оставить Айвара в своих кадрах, и ему пришлось выдержать борьбу, пока он не переубедил непосредственное начальство и не доказал, что его место на фронте.

Дивизия в то время была передислоцирована на новый участок фронта в районе Великих Лук. Айвар нашел старых товарищей на равнине, где до самого горизонта не видно было ни перелеска, ни рощицы — только редкий куст можно было увидеть на дне оврага да местами торчали трубы сожженных деревень: отступая, гитлеровцы стремились оставить позади себя пустыню. С большими трудностями стрелки построили здесь землянки, зачастую напоминавшие обычные траншеи с крышей. Лес приходилось подвозить издалека. Даже дрова для железных печурок, у которых грелись и сушили портянки гвардейцы, было тяжело добыть.

Айвара назначили заместителем командира батальона, но не в прежнем полку.

— Так будет лучше… — объяснил Ян Лидум сыну. — Обоим служить в одном полку не стоит — на службе семейственность не годится. А теперь расскажи, как выглядит наш лагерь. Все ли там по-старому?

— Ты бы не узнал его, — улыбаясь, ответил Айвар. — Ребята резервного полка сделали там нечто вроде курорта. Прекрасные землянки, светлые, сухие, клуб, цветочные клумбы, подсобное хозяйство с коровами и свиньями… Одним словом, живут хорошо.

— Как тебе понравилась твоя тетка? — спросил Лидум. — Успели хоть сколько-нибудь познакомиться?

— Если бы я знал раньше, что у меня такая славная тетя, давно бы ушел из Ург и стал бы ее вторым сыном. Мы расстались лучшими друзьями. Ты знаешь, что она делает с деньгами, которые ты посылаешь с фронта?

— Думаю, что в чулок не прячет.

— Какой там чулок! Ни одной копейки не тратит на себя. Все деньги по аттестату идут на детей эвакуированных или на танковые колонны и эскадрильи самолетов.

— Тогда придется посылать больше, — засмеялся Лидум.

— Я тоже хочу участвовать в этом. Буду посылать половину жалованья. Куда мне девать деньги? Тетя Ильза найдет им лучшее применение.

— На какую сумму ты подписался на заем?

— На четырехмесячный оклад — как раз столько у меня было на сберкнижке.

— Правильно сделал, Айвар. Самый верный способ сбережения. А книги читаешь? В госпитале у тебя времени было с избытком.

— Прочел «Диалектику природы» Энгельса вторично, на этот раз с карандашом в руках. Что за книга, отец! Какая простота и ясность в каждой строчке, и в то же время такая глубина мысли…

— Конспект сохранил?

— Конечно.

— После покажешь. Хочу узнать, как ты понял прочитанное. Может, некоторое время я еще смогу быть твоим консультантом — как ты думаешь? Ведь и я на своем веку кое-чему учился.

С этого времени Лидум начал заниматься политическим воспитанием Айвара. Фронтовые условия не позволяли им встречаться часто, но они старались пользоваться малейшей возможностью. Айвар сразу убедился в большой разнице между отцом и всеми, кто раньше помогал ему в политическом росте: теоретически они были, может быть, так же сильны, но им не хватало жизненного опыта Яна Лидума и его умения применять теорию на практике. Он умел несколькими яркими, взятыми из окружающей жизни примерами сделать наглядным и до конца ясным любое теоретическое положение. Выяснив, что Айвар в каком-нибудь вопросе «плавает» или какой-нибудь тезис только зазубрил, не уяснив полностью смысла, Лидум останавливался на этом непонятном месте и до тех пор занимался с сыном, пока тот не вникал в суть вопроса.

— Зазубрить что-нибудь проще всего, — говорил он. — На это даже попугай способен. Но нам нужны не попугаи, а люди, которые умеют думать.

В отце Айвар приобрел лучшего воспитателя, какого только можно было пожелать, — строгого, требовательного и любящего.

…Когда Айвар вернулся на фронт, Анна вместе с двумя девушками-снайперами уехала в Москву, чтобы несколько недель провести в Удельной, в доме отдыха Латышской дивизии. Потом Анна на несколько дней заехала в Иваново к Ильзе и привезла с фронта целый альбом фотографий, который и остался у Ильзы. Когда Анна уезжала на фронт, ее походный мешок доверху набили письмами и подарками живших в Иванове латышей.

Ильза работала на фабрике последние месяцы: скоро она должна была уехать в Киров, на курсы партийных и советских работников, — вызов уже пришел.

— Вот видишь, Анныня, что получается, — говорила Ильза, помогая девушке собираться в дорогу. — На старости лет придется еще в школу ходить. Я думала, что хватит молодых, те будут учиться и заменят нас, но, оказывается, стариков тоже не хотят оставлять в покое. Даже и не знаю, что из меня выйдет.

— Выйдет то, что должно выйти: еще один хороший работник для нашей партии, — Анна улыбнулась. — Когда вернемся в Латвию, работы будет очень много. Поэтому и мы на фронте не только воюем, но и учимся.