Шрифт:
И совершенно иную, правда, в некотором отношении противоречивую характеристику Маздаку и повстанцам дает Фирдоуси:
Был некий муж по имени Маздак, Разумен, просвещен, исполнен благ.Настойчивый, красноречивый, властный, Сей муж Кубада поучал всечасно.«Разбойники» и «грабители» средневековых хроник для автора «Шах-наме» были голодными отчаявшимися людьми, вынужденными изъять хлеб из царских амбаров; Фирдоуси так описывает этот эпизод:
Сказал Маздак: «О царь, живи вовек! Допустим, что закован человек.Без хлеба, в тяжких муках смерть он примет, А некто в это время хлеб отнимет.Как наказать того, кто отнял хлеб, Кто не хотел, чтоб страждущий окреп»А между тем,— ответь мне, царь верховный,— Умен, богобоязнен был виновный?»Сказал владыка: «Пусть его казнят: Не убивал, но в смерти виноват».Маздак, склонившись ниц, коснулся праха, Стремительно покинул шаханшаха.Голодным людям отдал он приказ: «К амбарам отправляйтесь вы тотчас,Да будет каждый наделен пшеницей, А спросят плату,— пусть воздаст сторицей».Он людям и свое добро вручил, Чтоб каждый житель долю получил.Голодные, и молодой и старый, Тут ринулись, разграбили амбарыЦаря царей и городских господ: Ведь должен был насытиться народ!Когда же, пишет Фирдоуси, шаху донеели об этом, он потребовал Маздака к ответу, и тот дал такое объяснение:
Лекарство для голодного — еда, А сытым неизвестна в ней нужда.Поймет владыка, что к добру стремится: Без пользы в закромах лежит пшеница.Повсюду голод, входит смерть в дома, Виной — нетронутые закрома.В повествовании Фирдоуси проскальзывает какое-то легкое осуждение, когда он пишет «разграбили», или же в другом случае:
К Маздаку люди шли со всей державы, Покинув правый путь, избрав неправый.Фирдоуси изображает вооруженные столкновения как величайшие бедствия для населения, страдавшего не только от вражеского нашествия, но и от воинов своей страны, которые обирали во время походов мирных жителей, вытаптывали их посевы. Поэт глубоко переживает участь тружеников, он скорбит об их доле, и его отношение к этому отразилось в «Шах-наме» в форме приказов, которые издают правители перед походами. Так, например, шах Кей-Хосров наставляет военачальника Туса:
Ты никого не обижай в пути, Законы царства должен ты блюсти.Тех, кто не служит в войске,— земледельцев, Ремесленников мирных и умельцев,—Да не коснется пагубная длань: Вступай ты только с воинами в брань.Об этом же свидетельствует и другой пример: во время похода в Малую Азию шах Хосров Ануширван велел казнить воина, посмевшего отобрать у земледельца мешок соломы. И поэт-гуманист видит в подобном поступке правителя факт величайшей справедливости.
В своей социальной утопии Фирдоуси призывает властелинов заботиться о нетрудоспособных членах общества, о сиротах и вдовах, стариках и инвалидах. И опять-таки подобные сцены, где шахи проявляют о своих подданных заботу, надо воспринимать не как отражение действительного положения вещей, а лишь как выражение воззрений самого автора. Взгляды Фирдоуси находят воплощение, например, в речах Бахрама Гура:
Кто стар, трудиться не способен боле, Кто молод, но иссох от тяжкой боли,Кто весь в долгах, кто беден, слаб, убог, От зла заимодавцев изнемог,Сироты, чья одежда вся в заплатах,— Пусть хлеб и кров получат от богатых.Есть женщины, родившие детей, Скрывающие бедность от людей.Умрет богач, оставив деток малых, О боже, кто б обидеть пожелал их?Но опекун является туда И грабит их без страха и стыда.Иной дела такие втайне прячет,—Кто втайне прячет, пусть потом не плачет!В богатых превращу я бедняков, В безгрешных превращу еретиков,От горя должников освобожу я, Невинных от оков освобожу я,Несчастных, втайне терпящих нужду, К врагам своей казны я приведу.А если, позабыв о благородстве, Детей, что жизнь свою влачат в сиротстве,Обокрадет распорядитель-вор, То виселицей будет приговор!Таков Фирдоуси — великий человеколюбец, сумевший, оставаясь сыном своей суровой эпохи, создать строки, полные благородного негодования, искреннего сострадания, неподдельной доброты и понимания человеческих нужд, забот надежд и стремлений.
Герои и персонажи «Шах-наме» стали впоследствии знаменем революционной борьбы и освободительных войн. Ведь недаром гилянские революционеры Ирана в 1921 году изображали на своих знаменах кузнеца Каву, и не случайно поэт Таджикистана лауреат Ленинской премии Мирзо Турсун-заде на антифашистском митинге народов Средней Азии читал стихи из «Шах-наме».
Много можно сказать об этой великой поэме. Я, помню, еще ребенком наблюдал, как простые крестьяне с любовью слушали чтеца «Шах-наме» в моем родном кишлаке в Таджикистане. Чтение «Шах-наме» проводилось в чайхане, в чайном доме, и всюду, где собирались люди и где находился чтец. И сейчас «Шах-наме», или, как называют ее в народе, «Книга о Рустаме», исключительно популярна среди широчайших народных масс. В Иране и в Афганистане Фирдоуси остается величайшим поэтом. Почти в каждом населенном пункте в Иране можно найти людей, которые зовутся «Шах-намехон» (то есть чтец «Шах-наме»), с большим успехом декламирующие эту поэму. Полностью поэма «Шах-наме» на русский язык еще не переведена, однако отдельные, ранее переведенные, отрывки пользуются огромной популярностью среди советских любителей литературы. В этой связи я позволю себе процитировать строки, написанные выдающимся деятелем современной иранской культуры, профессором Саидом Нафиси более четверти века назад, в дни празднования тысячелетия со дня рождения Фирдоуси: