— У Никиты есть брат? Ах да, ты говорила, — вспомнил Митя их последний разговор. — Еще, что он дубина.

— Дубина — то — дубина, но в семье главный. Отца — то нету.

— А где отец?

— Умер. Давно умер. Вроде от водки. А может, еще от чего, кто его знает. Когда очередной раз пришел из тюрьмы, так скоро и помер.

— Из тюрьмы — ы? Он что, сидел?

— Никитин отец? Да тыщу раз. У нас таких много. Сто первый километр.

При чем тут какой — то километр, Митя не понял, да и опять — таки не до этого ему сейчас было.

— А у тебя сидел кто — нибудь? — все же спросил он, развивая тему, немного опасаясь обидеть Алену, но хоть какой — то разговор завязывался.

— Не, — как ни в чем не бывало мотнула она головой, — у нас все работают. У нас, у Шмаковых еще так, еще дома три на улице, а у остальных кто — нибудь да найдется. Это не Москва. За разное попадают. Все больше по дурости и по пьяни. Вот в прошлом году Лаптев, тоже Димка…

— Что значит тоже? — возмутился Митя. — Я еще не сидел и не собираюсь.

— Он тоже не собирался, — усмехнулась Алена. —

Знаешь, как говорят, от тюрьмы и сумы не зарекайся. В машине чужой покатались и сели. Димка и Лешка. Ну, скоро уже выйдут.

— А Серега этот, Никитин брат то есть, сидел?

— Еще бы. Такой дурак обязательно сядет.

— А за что он сидел?

— Да кого — то избил в электричке, оказал сопротивление милиции, что — то такое, я уж не помню.

— А Васю не знаешь, кто бил?

— Какого Васю? Ах, того пацана, про которого говорили, что утонул. Нет, откуда? Мы туда не плавали, на пляже все были, когда фермер ваш прибежал.

— Его в больницу увезли, — сообщил Митя. Алена сначала сделала большие глаза, видно, не сразу сообразив, кого имеет в виду Митя, вроде бы здоровье Петровича не вызывало ни у кого опасений, но, догадавшись, о ком идет речь, несколько раз кивнула.

Потом добавила:

— Поправится. Лысого в прошлом году побили в Игнатьеве, он две недели в больнице лежал. Потом вышел как ни в чем не бывало. Только желтые фонари под глазами.

— Жаль, вас у меня на дне рождения не было, — вздохнул Митя. — Торт был классный. И вообще… Семена моего не видали.

— Кого?

— Семена, ну пес мой. Такса.

— Такса? — заинтересовалась Алена. — Эта такая на крысу похожа.

Митю хотя и покоробило сравнение, но он улыбнулся.

— У меня тоже собачка была, — ничего не заметив, продолжала Алена. — Жулька. Простая такая, жутко веселая. Прошлым летом под машину попала. Не любила их, бросалась всегда. А у Людки и сейчас есть, Лада.

— А порода какая?

— А никакая. Собака. Лохматая, умная. Да ты… Нет, ты ее не видел. Она всегда с Людкой, а прошлую неделю дома сидела — течка. Людка с ней как на улицу вышла, все кобели с улицы сбежались. Такая шобла, еле Ладу мы увели. И все лезут, здоровые, наглые. А Лада маленькая, еле отбили.

— Они бы с моим подошли по размеру, — поулыбался Митя.

— Не — е, — не согласилась Алена. — Такса еще меньше. Лада побольше будет. Она вот такая.

Алена пригнулась и показала, какая по высоте собака у Люды. Митя понял, что Семену действительно ничего "не светит". Лада явно была даже выше спаниеля, а уж такса просто проскочила бы у нее под брюхом.

— Все равно, — заупрямился он, — мой Семен и на таких западает.

— Собаки как люди, — к чему — то добавила Алена. Они опять замолчали, тема, казалось, исчерпала себя, и Митя снова не мог найти продолжение для беседы. Алена чему — то вдруг улыбнулась и продолжила сама:

— Все равно она ее не уберегла. Лада сама удрала. Никита с Лысым пришли в гости и во дворе с Людкой болтали, а Лада вертелась. Потом смотрят — нету. На следующее утро только пришла с веревкой на шее, кто — то ее уже и поймал. А она и от них удрала, да еще и мужа с собой привела — здоровый такой, черный, лохматый. Раза в три ее больше. Весь день у ворот лежал, всех других собак разогнал. Опять теперь щенята будут, как в прошлом году. Тогда двое…

В этот момент впервые Митя с Аленой поменялись местами. Она все говорила и говорила, а он только слушал, не вставляя ни слова. Сначала он узнал, какие были у Лады щенки и кому их отдали, одного даже продали за пять рублей — символически, чтобы жил. Потом выслушал похожую историю Муськиных котят. Потом о том, какие есть в Зараеве дураки. Потом про Аленину школу, где "дура физичка" и "классная тетка" по русскому языку и литературе. Потом он узнал, что сама Алена не собирается сидеть всю жизнь здесь, в Зараеве. Что она обязательно уедет в Москву, а здесь ей все осточертело, хотя красиво и здорово, а лучше всего зимой, но в Москве "все равно круче". И еще, что дачники почти все сволочи, почему — то он сам догадался, что его она не причисляет к этой категории.

Митя отдыхал душой и блаженствовал. Он чувствовал, что, заслужив откровенность, добился самого главного.

— Чего молчишь? Думаешь — дура, да? — неожиданно закончила излияния Алена.

— Ничего я не думаю, — совершенно честно ответил Митя. И, испугавшись, что этого мало, добавил: — Вообще ничего.

— Тогда будем купаться, — подвела неожиданную черту под разговором Алена и тут же стянула через голову майку.

— Тут же мелко, — невольно произнес Митя и сразу пожалел о сказанном.