– Поживи как-нибудь у воды, – говорит Джон так, словно знает нечто о моем будущем.

Мои ноги застревают в сухих ветках ежевики. Джон становится на колени и помогает мне выбраться из этой западни. Я смотрю на него сверху вниз и воображаю, что он опустился на колени, чтобы просить моей руки. Он глядит на меня, и могу поклясться, думает о том же. Я высвобождаю ноги и протягиваю ему руку, чтобы помочь встать. Не говоря друг другу ни слова, мы возвращаемся к машине.

Когда мы выезжаем на шоссе, мне грустно, что приходится расстаться с океаном. Я гляжу в окно, потому что мне совсем не хочется об этом говорить. Прежде чем я смогу выразить свои чувства, мне нужно все хорошенько обдумать и обсудить с Рут. Она хорошо разбирается в жизни.

– Не хочешь познакомиться с моей матушкой? – спрашивает Джон.

– Хм… конечно, – удивляюсь я. Странно, что Джон хочет познакомить меня со своей семьей. В конце концов, это ведь всего первое свидание.

– Я тебя не заставляю. Можно и в другой раз, – почувствовав мое смущение, говорит он.

Я меняю свое решение. Чем больше я узнаю о Джоне, тем лучше.

– Нет-нет. С удовольствием. Далеко она живет? Вместе с твоим отцом?

– Нет, отец умер, когда мне было семь лет. Мама вышла замуж во второй раз, когда мне было двенадцать. Мой отчим был прекрасным человеком, его звали Эдуард О'Киф.

– У тебя есть братья или сестры? – спрашиваю я.

– Нет.

– Значит, ты один заботишься о своей маме.

Джон Тальбот молчит, и каким бы ни было тому объяснение, я не хочу принуждать его. Его поведение становится все более понятным для меня. Он никогда ничего не скажет прямо. Просто замолкает, если чувствует себя неловко или просто не хочет говорить. И это молчание выдает его. Но ведь все интересные мужчины уклончивы? И у него есть своя тайна. Поэтому я не слишком удивляюсь, когда он въезжает в ворота с надписью «Кридмор».

Если вы не знаете, что такое «Кридмор», и внезапно услышите это название, то, возможно, подумаете, что это название какого-нибудь имения, к которому ведет широкая дорога с вековыми дубами, увитыми плющом, вдоль нее. Но это совсем не имение. Это дом престарелых – людей, которые уже не могут сами о себе позаботиться, и которым необходим отдых от нашего шумного мира. По крайней мере, так объясняли мне, когда я была маленькой.

– Твоя мама здесь работает? – спрашиваю я Джона, пока мы идем к крыльцу.

– Нет, она живет здесь вот уже три года.

Джон открывает передо мной дверь. В конце небольшого коридора располагается просторная комната для посещений. Вдоль ее стен в инвалидных колясках сидят старики, некоторые в одиночестве, некоторые в окружении родственников. Удивительно, но центр комнаты пуст, словно в цирке, когда публика собирается в ожидании представления.

Мы подходим к регистратуре. Пациенты здесь чистые и ухоженные, но разве такая забота может облегчить их душевную боль и тоску? Медсестра приветствует Джона, и он заполняет бланк посещений.

– Мама родила меня поздно. Ей было почти сорок Примерно четыре года назад у нее был инсульт, – объясняет Джон. – Первый год я сам за ней ухаживал, но потом снова инсульт, обширный, теперь она не может говорить. Врачи предлагали устроить ее в госпиталь при монастыре на Стейтен-Айленд, но маме никогда не нравилось это место. Я спросил, есть ли другие варианты, и один их докторов порекомендовал мне это заведение.

Джон открывает дверь в палату своей мамы и жестом приглашает меня войти. Это просторная комната, стены выкрашены в нежно-зеленый цвет, обстановка скромная. Здесь большое окно с видом на сад с ухоженным газоном.

В палате находятся две пациентки. Миниатюрная леди с седыми волосами, что ближе к двери, почти сидя спит в своей постели, откинувшись на гору подушек. На дальней кровати сидит столь же миниатюрная леди, которая ест свой ланч и глядит в окно. Ее волосы завиты в локоны, а короткие ногти накрашены ярко-красным лаком. На ней отглаженный розовый халат, застегивающийся спереди на молнию.

– Я сегодня не один, – говорит Джон и целует ее в щеку.

Она улыбается и смотрит на него сверху вниз, потом берет его за руку. Он наклоняется и целует ее еще раз.

– Я бы хотел представить тебе Лючию Сартори.

– Здравствуйте, миссис О'Киф, – улыбаюсь я.

Она равнодушно осматривает меня с ног до головы и возвращается к еде.

– Я принес тебе немного зефира в шоколаде. – Джон ставит коробку со сладостями подле нее на столик. – Они хорошо за тобой ухаживают?

Она молчит, но на этот раз уже не кажется такой же безучастной. Очевидно, за ней все-таки хорошо заботятся. Свежее белье на постели и идеальная чистота в комнате.

Джон пододвигает стул и жестом приглашает меня присаживаться. Сам садится на краешек кровати, берет свою мать за руку и расспрашивает ее. У Джона такой же волевой подбородок, как и у его матери, но у нее светло-голубые глаза, а у Джона – серые. Ее лицо обрамляют седые желтоватые волосы – в молодости, наверное, они были ярко-рыжими.