— Ваша влюбленность в него восхищает, но не убеждает других, по крайней мере меня. Я, создавая самолеты, служу народу, а не тирану.

— В этом основное ваше заблуждение. Гений — это сердце и ум народа, воплощение его мечты о коммунизме. И я горжусь быть его современником.

— Трясясь при этом в арестантском вагоне, — ехидно заключил Николай Андреевич.

— Где возникла парторганизация коммунистов, — парировал Павел Сергеевич.

В купе вошли академик и Званцев.

— Простите за вторжение незваных, — извинился академик. — Но я привел вам человека, который первым высказал идею межконтинентальной стрельбы.

— Ракетчик? — с живостью обернулся к Званцеву Павел Сергеевич.

— Нет, электромеханик. Хотел создать электропушку, да энергии в стране для нее не хватило, — пояснил Званцев.

— Энергия у нас будет. Химическая. Мощность, если подсчитать, у ракеты умопомрачительная.

— Он еще и сухопутные противотанковые электроторпеды придумал, — добавил академик. — Надеюсь, такой человек вас заинтересует.

— Такие ребята нам нужны, — глядя на Званцева, подтвердил Павел Сергеевич. — Вместе с ним будем создавать завтрашний день с требуемыми мощностями и далеким заглядом. Так ведь? Как ваше имя?

— Званцев. Или просто Саша.

— Так вот, Саша. Мы тут с Николаем Андреевичем спорим, сколько чертей можно разместить на острие булавки, а сами собираемся реактивный самолет создать. Очень нужен фронту.

— Да, — подтвердил Николай Андреевич. — И несмотря на слепую любовь Павла Сергеевича к тому, кто может нам дорогу открыть.

— Куда? Из вагона? — осторожно спросил Званцев.

Павел Сергеевич рассмеялся:

— Из вагона и прямо к звездам!

— А я про побег подумал, — признался Званцев.

Павел Сергеевич стал серьезным:

— А вот об этом и не думай. Не для того нас сюда запихнули, чтобы дать такой шанс. Дорога отсюда другая. Через формулу: «Объект — в воздух. Всем — воля!» Понимаешь?

— Группы конструкторские должны мы здесь создать для разработок по различным темам. На блатном языке «шабашками» их называют. Могу взять вас в группу ракетчиков. Цель — межконтинентальная ракета. Сперва надо модель ее запустить. И за это обещают свободу. А там и вашу идею осуществим. Идет?

— Я готов! — радостно воскликнул Званцев.

— Ну вот и вери найс, — подхватил академик. — Не зря мы с ним у зарешеченного окна встретились. Я тоже готов помочь, не как физик, как инженер.

— Ваши инженерные выдумки в легенды превратились, дорогой наш академик. Один с размаху остановленный маховик в лаборатории Резерфорда чего стоит! Невиданная доселе мощность! А о турбодетандере и говорить нечего.

Этим возникшим в арестантском вагоне «шабашкам» суждено было внести немалый вклад в развитие военной техники.

И когда с полигона в бескрайние степи с грохотом обрушившейся при ясном небе грозы поднялось вверх цилиндрическое тело модели «межконтиненталки», как между собой называли ее разработчики, а через некоторое время получено было сообщение о месте падения ракеты, создатели ее обрели обещанную свободу. Товарищ же Берия еще больше упрочил свое положение в Кремле, обвешав подручных орденами.

И снова Званцев вернулся было в родные Подлипки, где начинал по приказу Орджоникидзе свою эпопею с электропушкой и где теперь Павел Сергеевич, став Главным конструктором, на месте эвакуированного завода имени Калинина собрал мощный инженерный коллектив, который замахивался не только на другие континенты, но даже на космос.

Однако остаться работать в Подлипках Званцеву не пришлось. Как это уже раз случилось в тридцатых годах, когда к нему пришел молодой армянин с небольшой бородкой, предлагая объединить их усилия для создания электроорудия, и с тех пор их дружба с Андроником Гевондовичем Иосифьяном стала неразрывной, так и сейчас не смог Званцев не принять предложения друга и, распрощавшись с Павлом Сергеевичем, вернулся в созданный вместе с Иосифьяном в самое тяжелое время войны институт.

Профессор Иосифьян принял его с распростертыми объятиями, усадил в кресло в своем кабинете с расписным потолком.

— Я уже знаю все, — говорил он. — Оформить тебя здесь — пара пустяк. Кроме того, нарком помнит тебя и рад твоему возвращению, но…

— Что «но»? — насторожился Званцев.

— Пока тебя не было, все изменилось, Саша. Наши с тобой приемы работы теперь недопустимы. Всюду контроль — и сверху, и сбоку…

— Что значит «сбоку»?

— Парторганизация, с которой нельзя не считаться. А они помнят былую твою, да и мою партизанщину. Тебе хорошо, тебе не сидеть на закрытых партсобраниях, а мне каково? Партдисциплина!.. Так что начинай, действуй, но помни: теперь все не пара пустяк. — Второй раз объяснял это другу Иосифьян.