Пытливо разглядывая, чутко прислушиваясь, обходит рынок Кичи-Калайчи. И не потому, что редко приходится бывать здесь; сегодня тоже не одна покупка тому причиной, просто Кичи-Калайчи в этой сутолоке обдумывает предстоящий разговор с директором рынка.

Раньше контора дирекции была у главного входа, а теперь, после реконструкции, ее перенесли к новым воротам, куда заезжают крытые фургоны, чтобы отгрузить продукты в подвал-холодильник.

Пробираясь через рынок, Кичи-Калайчи повстречал двоих знакомых. Белоусый сам его окликнул:

— Куда торопишься, Кичи, купи у меня джураби, скоро зима, ноги надо в тепле держать.

— Спасибо, девочки-студентки уже связали мне две пары.

— Что они понимают в этом деле? Вот моя старуха вяжет — загляденье! Пятка двойная, шерсть крученая, сносу нет! Вспомнишь мои слова — поздно будет!

Второго, молодого адвоката Дибира старый садовник сразу не приметил, а когда узнал в лицо — удивился. Всегда наглаженный, начищенный, сегодня адвокат толкался среди покупателей винограда с видом безработного сезонника, которому еще три дня назад надо было побриться, да заодно и костюм почистить.

Приложив палец к заросшему подбородку, адвокат дал понять Кичи, чтобы тот не произносил его имени; пройдя несколько шагов, он оглянулся и кивнул головой, приглашая старика за собой.

Кичи-Калайчи пожал плечами, но исполнил просьбу адвоката. Зайдя под козырек старой палатки, предназначенной на снос, адвокат сдернул с головы пыльную кепку и вытер лицо белоснежным платком. Но, поздоровавшись с Кичи-Калайчи, он продолжал кого-то искать глазами.

— Виноград в этом году удался, Дибир Махмудович. Очень богатый урожай… — с общего вступления начал разговор Кичи-Калайчи.

— Ничего не могу сказать определенного. Не пробовал, — суховато подал реплику адвокат, брезгливо оглядывая свои нечищенные ботинки. — Затянулось одно дело…

— Опять наследникам разъясняешь?

— В том-то и дело, что от разъяснения вот уже месяц, как перешел к другим делам. Не столько разъяснять приходится, сколько вязать.

– Мужское ли дело вязать? Что вяжете?

— Не что, а кого. Беру подписку о невыезде, заключаю под стражу.

— Странные обязанности для адвоката.

— Адвокатом я был, как говорится по-немецки, плюсквамперфектум — в давно прошедшем времени, а с июля приказом назначен и. о. старшего следователя, пока тот сдает экзамены в академию. А сейчас расследую одно удивительное дело. Помните весельчака Джамала?

— Кто же его не знает? То заткнет соседкин дымоход листьями кукурузы, то распустит слух, что его племянник-космонавт полетит на Луну или там на Венеру.

— Весь аул взбулгачил, дизельный мужик! Уже и детей вырастил, и жену успел схоронить, а все неймется человеку… Впрочем, ведь у каждого из нас есть свои страстишки или, как теперь принято говорить, хобби. Признайтесь, почтенный Кичи-Калайчи, и у вас есть увлеченье?

Старик подобрался. Неужели Дибир догадался, какая «идея» заполонила садовника?

Солдаты знают: хочешь избежать поражения — атакуй первым!

— А у вас, Дибир Махмудович, какое хобби? — простодушно, вопросом на вопрос, сделал выпад бывалый рубака.

— У меня? — адвокат заалел от края папахи до воротничка несвежей рубахи. — Ну конечно же, есть и у меня хобби! Вы даже не представляете, какую богатейшую коллекцию камней, да, да, камешков с пляжей Черного моря привез я из отпуска! Камень-лапоть и камень-телевизор; лицо врубелевского Демона и профиль неутешной вдовы Грибоедова; камень с изображением якутской юрты и Саянских гор. Но совершенно уникальный экземпляр — это изображение планеты Марс со спутниками: Фобос и Деймос…

Когда Кичи-Калайчи уже совсем было уверился, что угроза контратаки миновала, Дибир резко сменил тему разговора:

— Говорят, что все садовники — большие шутники. Возможно, возможно… Но послушайте, что придумал шофер Джамал! Явился на поле, где женщины убирали кукурузу, и не с утра, как обещал, а чуть ли не после обеда! Вы наших горянок знаете: как начнут стричь-брить язычком — живого места не оставят. Бобылка Айшат вообще после случая с дымоходом давно зуб точила на Джамала. А тот не растерялся и объявил: «Заткните свой фонтан красноречия! Я, может, вообще последний день за баранкой сижу». — «Что, наследство получил?» — подкусила Айшат. «Пхэ! Трудовые скопил! Не верите? Смотрите!» И выдернул из-под подкладки папахи затрепанную сберкнижку, где черным по белому, почерком Бусрав-Саида, записана сумма вклада: пятнадцать тысяч! У Айшат даже шаль с головы скатилась. А вечером в каждом доме начался скандал: жены стали мужей пилить и строгать: вот, мол, не зря родные отговаривали выходить за нищего! Кое-кто до боя посуды дошел. Участковый заинтересовался вкладом Джамала — тот наотрез отказался указать источник накоплений. Пригласили шофера в прокуратуру — не идет! Пришлось мне выехать на место. И только тогда Джамал и признался: один знакомый гравер приписал ему к пятнадцати рублям еще три ноля. И подписался за Бусрав-Саида, да так умело, что даже специ-графологи не могут отличить правду от подлога!

— Шутник-художник! — усмехнулся Кичи-Калайчи. — Из кубачинцев?

— Говорят, приезжий. Часто бывает на нашем рынке, за три рубля гравирует портсигары и подстаканники. Жаль человека! С таким редким талантом — ему в музее реставратором работать, а не подводить себя и людей под статью пятьдесят восемь, восемь! Ищу его, чтоб спасти.

— Желаю успеха, Дибир Махмудович.

И они расстались.

Разглядывая дверь с надписью «ДИРЕКТОР», старик тряхнул сеткой-авоськой, в которой лежали завернутые в бумагу куропатки, и решительно перешагнул через порог.