– Хреново, Женька, – призналась она, уткнувшись носом ему в грудь. – Мне так плохо, как давно уже не было. Я ведь у бабки твоей живу, мне там легче.

– Ты молодец, там тебя никто не достанет, – поглаживая ее по волосам, проговорил растроганный Хохол. – Да и бабке полегче, все не одна.

– Женя, как ты тут? – спросила Марина, подняв глаза и погладив его по небритой щеке.

– Мне ж не привыкать, котенок. Попытались, конечно, поломать, закрыли в пресс-хату, но я там одному лицо в кашу замесил, другому руку сломал, а третьего не успел – вертухаи прибежали, отбили.

– Бандюга ты, – грустно усмехнулась Коваль, понимая, что и ему потом очень здорово подкинули охранники. И точно – задрав его майку, увидела темно-фиолетовые кровоподтеки на теле, осторожно прикоснулась к ним губами. – Больно?

– Уже нет, котенок. Иди сюда, я тебя поцелую хотя бы, соскучился ведь. – Он притянул ее к себе, завладев губами. Марина села к нему лицом, обняла, прижав его голову к груди.

– Женька, я только сейчас поняла, каково мне без тебя… я вытащу тебя отсюда, мне Бес обещал помочь. Мы с тобой уедем куда-нибудь на море, будем валять дурака… – прошептала она, глядя ему в глаза. – Ты мне веришь?

– Конечно, родная моя, – тоже шепотом ответил он, целуя ее. – Я знаю, что ты меня не бросишь, ты ведь никогда не бросаешь того, кто тебе хоть немного дорог… Котенок, скажи – ты делаешь это потому, что тебе без меня плохо?

– Мне без тебя никак, – прижавшись к нему еще сильнее, проговорила Коваль. – Я все время вспоминаю твои руки, твои губы…

– Раздевайся! – велел он негромко, и Марина, не задумываясь, сбросила с себя джинсы и майку, оставшись в черных стрингах с цепочками.

То, что произошло дальше, больше напоминало плохой немецкий порнофильм – Хохол за считаные минуты отделал ее так, словно это был последний секс в его жизни…

– Господи… – простонала Коваль, падая на продавленный диван прямо поверх своей одежды. – Я только в СИЗО еще этого не делала! Что ты натворил, а?

– Прости, котенок… я так давно тебя не видел… – пробормотал довольный и расслабившийся Хохол, осторожно укладывая ее на себя и поглаживая по спине руками. – Я тебя обидел?

– Спятил! Я же не о том – знаешь, чем любит развлечься местная охрана? В скважинку подглядеть!

– Тебе чего стыдиться-то? Фигура отпадная, тело сумасшедшее, пусть смотрят, уроды ушатые! – заржал Женька, шлепнув ее по заду, и Марина вскрикнула от неожиданности:

– Больно ведь, Женька!

А он, резво перевернув ее на живот, навалился сверху, покрывая поцелуями спину и ягодицы:

– Прости…прости…прости меня, девочка моя…

Она смеялась, пытаясь вырваться из его крепких объятий, и, когда это удалось, встала и подошла к зарешеченному окну, потягиваясь, как после сна. Обернувшись, Марина вдруг увидела, как смотрит на нее лежащий на диване Хохол.

– Жень… ты что? – удивилась она, заметив слезы на его глазах.

– Иди ко мне, – попросил он, смахивая их и точно стыдясь, что Коваль стала свидетельницей того, как он не смог справиться с эмоциями.

Марина подошла к нему, села рядом, набросив майку. Женька взял ее за руку:

– Маринка, мне теперь ничего не страшно больше в этой жизни, я только сейчас понял – вот есть ты, остальное совершенно неважно. Ты просто есть у меня, я люблю тебя, ты меня ждешь, живешь у бабки моей, хотя на фиг бы сгреблось тебе это все? Разве не нашлось бы человека, который хотел бы быть на моем месте? Да толпы их, я-то знаю, любого возьми, хоть из наших, хоть из лохов-обывателей. Тот же мент погибший – разве он не хотел бы быть с тобой? За то и погиб, я думаю…

– Не надо про это, – попросила Коваль, потрясенная его признанием. – Я ни на кого не поменяю тебя, слышишь? Мы всегда будем вместе, я дождусь тебя, вытащу отсюда, ты же знаешь, что слов на ветер я не бросаю, сказала – сделаю.

– Я же не о том, котенок мой, я не сомневаюсь, что ты сделаешь… Я о другом… Я вдруг понял, что не смогу без тебя, ты нужна мне. Я понимаю, вряд ли ты будешь любить меня так, как любила Малыша, это невозможно и не нужно, наверное, каждому свое. Я хочу просто хоть что-то значить для тебя, что-то большее, чем просто привязанность к телохранителю, с которым ты иногда спишь…

– Ну, ни фига себе – иногда! – попыталась она разрядить напряженную атмосферу шуткой. – Ты гасишь меня даже в СИЗО, да где вообще только мы этого не делали и как!

– Котенок, не шути, я сейчас серьезно говорю, – попросил Хохол, целуя ее руку.

– Что ты хочешь? Моей любви? Она с тобой, иначе меня бы здесь не было.

Она не могла оторваться от него, гладила его лицо, целовала, все смотрела, смотрела, словно видела впервые. Хохол тоже вцепился в нее и не выпускал, то и дело прикасаясь губами к ее губам, вдыхая запах духов, исходящий от волос и кожи. За дверью то и дело раздавались какие-то шорохи, и Марина ни секунды не сомневалась, что контролеры развлекаются, не веря своей редкой удаче – полуголая Наковальня в объятиях своего телохранителя прямо на продавленном диване в дежурке СИЗО.