В городе было тихо, словно никто и не заметил недавних кровавых событий. Молчали и журналисты, и милиция, как будто ничего не произошло. Марина была довольна, а Хохол мрачно предрекал новый виток, считая, что все это лишь затишье перед бурей.

– ...Женька, думаю, можно Егора забирать. – Марина курила, наслаждаясь теплым воздухом и яркими лучами солнца. – Все тихо, никаких проблем...

Они пили кофе, сидя за маленьким столом на балконе, позади Хохла развевалась над открытой дверью раздуваемая сквозняком штора. Женька то и дело отбрасывал ее назад, но при малейшем порыве ветра тонкая ткань снова вздувалась парусом над его головой.

– Закрой дверь, – посоветовала Коваль, устав наблюдать за этим единоборством. – Так что ты молчишь? Я предложила забрать ребенка.

– Слушай, ну что ему делать здесь? – Хохол закурил и посмотрел на нее почти умоляюще. – Там воздух, деревня...

– Да, а здесь казематы и выхлопные газы! – усмехнулась Марина. – Жень, я соскучилась...

Хохол недовольно поморщился и покачал головой – он терпеть не мог, когда в Коваль просыпалась наседка. Он не разделял ее желания вернуть сына домой еще и потому, что опасался мести со стороны абреков. Совсем недавно Гена, оправившийся после ранения, шепнул ему, что слышал в городе разговоры о младшем брате Ашота, уцелевшем в ходе разборок. И это было плохо, очень плохо: не оставляют абреки «кровников». Мало того, что он, Хохол, постоянно переживает за безопасность самой Марины, так она собирается еще и ребенка притащить из деревни, где о нем никто не знает, сюда, под прицелы!

Он уговаривал ее весь день, и по дороге в офис, и потом, во время обеда в ресторане, и на стадионе, где Коваль внимательно наблюдала за тренировкой команды... И в конце концов она не вынесла натиска, согласилась с его доводами, хотя Женька и заметил тень недовольства на красивом, надменном лице. Но с души свалился камень – в ближайшее время Коваль не заговорит о сыне, значит, одной проблемой меньше.

Марина же и сама прекрасно понимала всю опасность ситуации. Хохол забыл, с кем имеет дело, забыл, что Коваль всегда в курсе всего, что творится вокруг нее. И о том, что выжил брат Ашота, Реваз, она узнала едва ли не раньше Хохла. Теперь в ее голове зрел план, как избавиться от столь неудобного и мешающего обстоятельства.

Утром в пятницу позвонил Николай и пригласил на футбол.

– Тетка, ты совсем все дела забыла! – попенял он шутливо. – Пацаны уже переживают – не бросила ли ты нас!

Марина засмеялась, переворачиваясь в постели, откуда поклялась не вставать до обеда:

– От вас не отвяжешься! Как дела-то у тебя? Потерялся, не звонишь совсем.

– Так и тебя не было! – резонно заметил племянник. – Вот сегодня и увидимся. Приедешь?

– А выбор есть? – притворно вздохнула Коваль, но Николай разгадал ее маневр:

– Нет! Я тебя жду!

Хохол впал в бешенство, когда появившаяся в бассейне, где он плавал, Марина объявила о своих планах на вечер, подплыл к бортику, облокотился на него и начал:

– Спятила?! Какой футбол?! Там чисто поле, мечта снайпера!

– Ты мне надоел! – величественно сообщила Марина, садясь в шезлонг и закидывая одну ногу на другую. – Я не прошу разрешения, я ставлю тебя перед фактом.

– Ну, еще бы! Ты бы хоть раз в жизни прислушалась к тому, что я тебе говорю!

– Умница! – засмеялась Коваль. – Сам все понимаешь! Давай закроем эту тему, хорошо? Можно к тебе? – она прикусила губу и игриво посмотрела на хмурого любовника.

Не дожидаясь ответа, она сбросила шелковый халат и нырнула в бассейн, удаляясь от Женьки к противоположному борту. Вынырнула, отфыркиваясь, забросила за спину волосы:

– Ну, ты чего? Сердишься?

– Да толку-то на тебя сердиться! – махнул рукой Хохол, направляясь ей навстречу. – Все равно по-своему сделаешь!

Он подплыл вплотную и подхватил на руки, целуя. Коваль счастливо засмеялась, погладила его бритую голову и поцеловала в нос.

– Женечка... люблю тебя, родной мой...

Хохол таял от нежности, ласкал подающееся ему навстречу тело и сам постанывал от удовольствия. Однако в голове постоянно билась мысль о том, что нельзя, не надо выпускать ее из дома, любой ценой нужно постараться оставить здесь, не поддаться на уговоры и даже на приказы. А лучше – просто взять и запереть ее в спальне, пристегнув за обе руки к спинке кровати. Да, эта идея ему очень понравилась...

Реализовывать ее он принялся около пяти часов вечера, когда Марина, даже не подозревавшая о его намерениях, дремала после обеда и затянувшегося потом чаепития. Осторожно приблизившись к кровати и стараясь не греметь, Хохол выдвинул ящик тумбочки и достал кожаные наручники. Осталось чуть-чуть – пристегнуть их спинке и успеть приковать хоть одну руку, пока не проснулась Марина. И ему это удалось – за считанные секунды он упаковал любимую так, что даже пальцами пошевелить ей было трудно. Разумеется, все это сопровождалось криками, воплями и угрозами, но Хохол не реагировал.

– Я тебя убью! – визжала Коваль, пытаясь вырваться, но Женька успокаивающе погладил ее по щеке и попросил:

– Не кричи, котенок, я делаю это ради тебя, ради твоей безопасности. Не могу смотреть, как ты лезешь на перо. Ты не крутись сильно, а то руки будут болеть. – Он проверил, хорошо ли затянуты браслеты, снова прикоснулся пальцами к Марининой щеке. – Я приду сейчас и буду с тобой, только пацанам на воротах скажу, чтобы внимательнее...

Он побежал вниз, а Марина в бессильной злобе заорала во все горло, извиваясь всем телом. Вот так: мужик сказал – мужик сделал, и плевать ему на то, кто она.