Шрифт:
На багровой физиономии шефа четко читался вопрос: где Этот? А на хореобразном лике менеджера светилось: ну Я же вам говорил!
– Федорин, - заорал шеф, пенясь и пузырясь одновременно, - один вопрос и пошел вон, чтоб я тебя здесь больше не видел!
Федорин, как ни странно, даже не вздрогнул. Видимо наконец-то проснулись в нем немногочисленные гены гонорового польского шляхтича. Пару минут он помолчал, а затем, не поворачивая головы, небрежным тоном отозвался:
– Калина, кстати, насчет «видел - не видел»: ты ж… в форточке когда-нибудь видел?
Шеф растерялся и брякнул то, что от него и ожидалось:
– Нет, а что?
– Тогда посмотри в зеркало. Вон там, в углу висит.
После долгой паузы шеф заговорил почти шепотом, то есть, нормальным человеческим голосом:
– Федорин, ты что - наследство в «зеленых» получил?
– Почему обязательно в «зеленых»? И почему наследство?
– Тогда отчего ж ты таким храбрым заделался?
– Это уже второй вопрос.
– Какой второй?
– Первый был перед предложением выйти вон. С какого, кстати, икса?
Шеф Калиновский жалобно посмотрел на своего «зама по фигне». Тот буркнул: «Я сейчас!» и растворился в полумраке коридора. Калиновский произнес почти примирительно:
– Федорин, ну не выкручивайся, тебя же засекли!…
– Где?
– На «промзоне». Ты брал интервью у прокурора, а потом долго трепался со следователем, который, между прочим, послал мене, когда я сунулся за эксклюзивом. Да еще пообещал устроить мне то, как он выразился, что в нашей газете напечатали вместо слова «пребывание».
– Ну, послал, ну, пообещал. А я-то тут при чем? К этому вашему интиму с эксклюзивом?
– Как при чем?
– искренне возмутился шеф.
– Ты собираешь материал для сенсации, а я об этом узнаю от… ну, в общем, неважно от кого. Важно, что узнаю.
– Какой материал, шеф?
Калина завертелся на месте, рефлекторно взглянул в зеркало, выматерился, плюнул в свое же изображение и заорал:
– За моей спиной крысятничаешь? Признавайся, кому собрался эксклюзив слить? «Матюганским новостям» или повыше метишь? Шельма!
Федорин наконец-то разобрался, что к чему и расхохотался. Шеф опешил и сел:
– Слышь, ты чего?
– А оттого, что сбылась, наконец, мечта идиота. Не скажу кого именно, но он только что плевался в зеркало. Калина, ты, кажется, хотел иметь в своей редакции безвинно пострадавшего за правду честного журналиста? Матюганского, образно говоря, Листьева? Так получи и распишись: Федорин А. С. 1970-го года рождения, служащий, женат, бездетный, вредных привычек не имеет окромя как подставлять свою голову под чужие кирпичи.
Шеф, наконец, понял, что подставили как раз его - и не кто иной, как облеченный в доверие хореподобный зам - и сменил гнев на любопытство:
– Насчет кирпича - согласен. Ты после этой травмы си-и-ильно изменился. Раньше слова из тебя не вытянешь, а сейчас прямо таки Зевс-Громовержец! Ладно, не серчай. Переведи лучше свое юродство в нормальный текст.
– Шеф, да не могу я сливать кому-то сенсацию про маньяка из «промзоны», хотя бы потому, что я вообще писать об этом не-мо-гу. Даже в свою родную газету.
– Ты что - вдобавок еще и это… буквы забыл?
– Хуже. Я теперь подозреваемый. Это не я интервью у прокурора со следаком брал, а они меня допрашивали. По факту возможной причастности. Боюсь - не в последний раз.
Шеф встал, подошел к зеркалу и протер его рукавом. Потом, не оборачиваясь, поинтересовался:
– Федорин, а что - это серьезно? Между нами… ты случайно… ну, сам знаешь?
Федорин промолчал. Шеф не отставал:
– Ну, я тебя, как коллегу, прошу: хотя бы намекни, о чем тебя спрашивали.
– Не могу. Тайна следствия.
– Убью, - простонал шеф.
– Валяй! Но только тогда на этой сенсации заработает не наша родная «Из-весть», а «Матюганские гов-новости».
– Уже и пошутить нельзя.
– Ладно, намекну. Никакого отношения к этому убийству я, естественно, не имею. Вот если бы в «промзоне» нашли растерзанный труп моей ненаглядной тещи с воткнутой в причинное место пустой бутылкой из-под моего, опять же, любимого пива «Кинь грусть» с моими же пальчиками - тогда, честное слово, было бы мне не до шуток. А поскольку бутылка была не из-под пива, а из-под водки «Половецкая», которую я, кстати, терпеть не могу, а отпечатки пальцев - оч-чень уважаемого в городе человека, то, как сам понимаешь, я у следствия заместо громоотвода: чего этот писака появился на месте преступления чуть ли не в одночасье с ними?