Набоков Владимир
Шрифт:
Гл. 5, XI
7 Кипучий, темный и седой [поток]Гл. 5, XII
2 Татьяна ропщет на ручей 13 Перебралась через ручейЯ подозреваю, что на этой же реке с ее ручейками, соединяющей три поместья и уже замерзшей, стоит и упоминаемая в гл. 6, XII, 11 и XXV, 10 мельница, рядом с которой Онегин убьет на дуэли Ленского. Кроме того, в гл. 4, XLII, 6 «блистает речка, льдом одета», а в гл. 7, XXX, 5 ее «брега с недвижною рекою» сравняет зима; средиземноморская тема получает русское завершение.
Особо характерны, как иллюстрации к набору «eaux-et-for^ets», строки гл. 1, LIV, 4–5, гл. 3, XIV, 4 и гл. 4, XXXIX, 2. Можно подумать, Пушкину доставляло извращенное удовольствие подбирать к этому затертому веками штампу изящные русские параллели. Описывать здесь неисчислимые случаи симбиоза «тенистых рощ» и «журчащих ручьев» западноевропейской поэзии было бы педантизмом; несколько примеров я привожу в коммент. к гл. 4, XXXIV.
5—8 Ср. у Вольтера в «Недотроге» («La B'egeule», 1772):
Le lendemain lui parut un peu fade; Le lendemain fut triste et fatiguant; Le lendemain lui fut insupportable [319] .11 Ни карт… ни стихов. — Пушкин не стал описывать Онегина за картами и в следующей главе выпустил великолепное отступление на тему собственной страсти к игре (см. коммент. к гл. 2, XVII, а — d). Под «стихами» наш поэт подразумевает альбомы светских дам, описанные в гл. 4, XXVII–XXX.
319
Завтрашний день показался ей немного бесцветным, / Завтрашний день оказался тоскливым и утомительным; / Завтрашний день был для нее невыносим (фр.)
12 Хандра ждала его на страже… — Ср. у Жака Делиля в «Деревенском жителе» (Jacques Delille, «L'Homme des champs, ou les G'eorgiques francoises», 1800), песнь I, стихи 41–46:
Ce riche qui, d'avance usant tous ses plaisirs, ……………………………………………………… S''ecrie `a son lever «Que la ville m'ennuie! Volons aux champs; c'est l`a qu'on jouit de la vie, Qu'on est heureux.» Il part, vole, arrive; l'ennui Le recoit `a la grille et se tra^ine avec lui. [320]320
Богач, заранее вкусив все удовольствия, /…/ Воскликнет, проснувшись поутру: «Как город мне наскучил! / Летим в поля там-то насладимся жизнью, / Там будем счастливы». Он отправляется в путь, летит, приезжает, скука / Встречает его у ограды и тащится вслед за ним (фр.)
LV
Пушкин-поэт не выказывает того подлинного знания русской деревни, которое спустя пятнадцать лет после его смерти будет у Толстого и Тургенева. Он не выходит из стилистических рамок поэтики условной «природы» XVIII в. и либо вообще избегает живого описания конкретных сельских видов, либо со смущенной улыбкой преподносит их, словно блюдо, предназначенное озадачить или позабавить обычного читателя. (Я сейчас не говорю о гротескных сценах из деревенской жизни, написанных в юмористическом или социально-сатирическом ключе, — такое по силам и заурядному журналисту.) В отличие от Пушкина-поэта, Пушкин-человек не только любил сельское уединение, но и испытывал в нем потребность, особенно осенью, в пору творчества. Возможно, читателю будет полезно, если я приведу здесь хронологию пушкинского пребывания в деревне (насколько она известна).
Ребенком Пушкин в течение шести лет проводил летние месяцы в Захарьино (или Захарово), имении его бабки по материнской линии (купленном Марией Ганнибал в ноябре 1804-го и проданном в январе 1811 г.) в Звенигородском уезде Московской губернии.
Девять раз (см. ниже, LV, 12) Пушкин жил в Михайловском Опочецкого уезда Псковской губернии:
осенью и зимой 1799 г., на первом году жизни;
с середины июня по конец августа 1817 г., вскоре после окончания Лицея; с середины июля по середину августа 1819 г.;
с 9 августа 1824-го по 4 сентября 1826 г. — по царскому приказу;
с начала ноября до середины декабря 1826 г.;
с конца июля по вторую неделю октября 1827 г.;
с 8-го по 12 мая 1835 г. (приезжал по делам в Тригорское);
со второй недели сентября по середину октября 1835 г.{34};
на второй неделе апреля 1836 г. (похороны матери).
Осенью 1830 г., последнего года своей холостой жизни, Пушкин провел три исключительно плодотворных месяца (с сентября по ноябрь) в Болдине, отцовском имении на юго-востоке Нижегородской губернии, в Лукояновском уезде, и в 1833 г. снова приехал туда работать на два месяца (октябрь и ноябрь). В третий, последний раз он жил там с середины сентября по середину ноября 1834 г. (См. также коммент. к гл. 8, XVII, 3.).