– Думаешь, жалею? Да провались они! Пускай обзывают уланом, зато сам себе хозяин. Слышь, ты как хочешь, а я все-таки глотну.

Чем-то он похож был на инспектора Мука. Интонациями, что ли? Может, здешняя система на всех кладет отпечаток?

Когда наставник юношества, дернув кадыком, «глотнул», Корнелий спросил:

– Ну, а как пацанята эти? Правда говорят, что недоразвитые?

– А откуда мне знать? Машина учит, машина проверяет… Если на оценки глядеть, то вроде все нормально, как в колледже… Тем более, что учатся без каникул, сам видишь…

– А почему?

– Ну посуди, что им еще делать-то? Взаперти живут. Знай учись… Хотя, конечно, без толку это. Академические мужи говорят, что машинная педагогика, без живого учителя, ни фига не стоит… Глотнуть еще, что ли?

– Постой… Скажи, а тебе их не бывает жалко? Ты же все-таки как раз и есть учитель. Живой вроде…

– А какой прок от моей жалости? Они все равно безнадежные.

– Как это?

– Ну, как с неизлечимой болезнью… Ты правда будто с Луны… Хотя я такой же был сперва… Что у них впереди-то? На работу их почти не берут, значит, рано или поздно все равно уголовная статья. А девчонки куда? Замуж кто возьмет безындексную? Одна дорога…

– И никакого выхода?

– А какой выход? Машинное законодательство просто не предусматривает бичей…

– Кого?

– Бичей! Бич – безындексный человек. Официальный термин уланских канцелярий. Не слыхал, что ли?

– Я слыхал проще: «безында»…

– Один черт. Обожди, я сейчас. Вот так. По правде говоря, их, по-моему, лучше сразу было бы… безболезненно. Да ты так на меня не гляди, я не зверь какой-нибудь. Только если уж мы себе машинную стабильность выбрали, то к чему изображать гнилой гуманизм, как в кино… Ты ведь на старинном клавесине компьютерные задачки решать не будешь…

Корнелий сел у стены в глубокое пыльное кресло. Закинул ногу на ногу. Сказал раздумчиво:

– Я эту машинную стабильность не выбирал, туда ее… и туда… Меня взяли за шиворот и поставили перед ней навытяжку, я не просился…

– Ну и что? Недоволен?

– Иди глотни, – вздохнул Корнелий.

– Ага… Послушай, ты через полчаса перемени им программу на грамматический курс. А младшим – на чтение. Красную кнопку на зеленую. А я пока… посижу тут.

После обеда заглянул в каморку Корнелия Альбин. Ребята в спальне мальчиков играли на полу в электронное лото. И слышно было иногда негромкое: «Гуси-гуси, га-га-га…»

– Ну как? – бодро спросил Альбин.

Корнелий лежал навзничь на тахте.

– Шеф, – сказал он медленно, – а чего это вы так паршиво содержите ребятишек-то? Они в родительских грехах не виноваты.

– Почему паршиво? В соответствии с инструкциями Управления по…

– Иди ты с Управлением. В доме даже экрана нет.

– Они смотрят кино на учебных машинах. Сколько положено…

– Их отсюда хоть куда-нибудь выпускают? В парк, в город…

– Должны быть прогулки… От тебя зависит.

– Да?.. Я смотрю, тут многое зависит от любого… А что, шприц – это узаконенный метод воспитания?

– Какой еще шприц?

Корнелий, морщась, рассказал.

– Ну, это свинство, – поморщился и Альбин. – Это Эмма. Она, конечно, стерва. Давай, я ее совсем прогоню, а? И никого больше брать не буду. Ты же все равно здесь безвылазно.

– Надолго ли… – усмехнулся Корнелий. И почуял, что страха нет. Устал он бояться.

– А чего тебе? Живи. – Альбин тоже заусмехался. – Пока я тут на должности, все в ажуре. Только ты это… Ты не обижайся на это дело.

– Какое?

– Да понимаешь… Предписание-то надо выполнять. Я, значит, поднагреб там золы, в банку запечатал и послал на адрес супруги твоей. Как положено.

Интересно, что Корнелий почти ничего не почувствовал. Он лишь с любопытством ощупал стоявшего над ним Альбина взглядом.

– Ты чего? – Альбин вроде бы смутился.

– Да так. Думаю: ты человек? Может, биоробот? Говорят, были такие. В эпоху неконтролируемых экспериментов…

Инспектор Мук не обиделся. Сказал примирительно:

– Тебя бы в мою шкуру. Бытие определяет сознание. Не слыхал про такое?

– Слыхал. Кстати о бытии. У меня-то ведь нет учебной машины с экраном. Не добудешь ли хотя бы портативный ящичек? А то я однажды вечером свихнусь.

– О чем речь! Свой принесу, автомобильный!

К удивлению Корнелия, ребята не очень обрадовались экрану. Правда, первый вечер они провели у ящика неотрывно. И все же, как показалось Корнелию, смотрели передачи скорее из вежливости, чтобы не обидеть взрослого воспитателя. Настоящий интерес у них появлялся, лишь когда показывали новости или видовые фильмы. Корнелий понял: им, живущим в клетке, нравится смотреть на обыкновенную жизнь – на разных людей, на суету городских улиц…