– Откуда же…

– Но вы же воспитатель.

– Я не настоящий воспитатель. Я просто вам еще не рассказывал.

– А мы догадались, – прошептал робкий, вечно виноватый Гурик.

– О чем? – вздрогнул Корнелий.

– Что не настоящий.

«Мне бы, как вам, бежать на Луга, да тоже не знаю дороги», – чуть не сказал Корнелий. Но очередной приступ изнуряющего уныния накрыл его. Корнелий с трудом встал.

– Спать, ребята.

– Давайте молитву, – шепотом сказал Илья. – Потихоньку.

Оглядываясь на лежащего ничком Цезаря, все тесным кружком встали между коек. Слов теперь слышно не было, но Корнелий знал: это «Гуси-гуси…». Молитва ребячьей горькой мечты.

Стало чуть легче. А что же Цезарь-то? Корнелий обернулся.

Цезарь… встал. Одернул свои скомканные брючки, опустил руки, низко наклонил голову. И стоял так, пока ребята не разошлись к своим постелям.

Что же это он? Из-за молитвы? Он ее наверняка даже и не слышал.

Теперь Цезарь отрешенно сидел на постели. Корнелий подошел.

– Значит, ты верующий?

– Я?.. Почему вы решили?

– Ну вот, встал же…

– Ну и что? Раз люди молятся, нехорошо лежать… Это их дом.

Просто чтобы не кончать разговор (может, хоть немного оживет мальчишка), Корнелий сказал:

– Ты молодец. А что, в вашей семье не признают никакой религии?

«Вот балда-то! Не надо про семью…»

– Нет… Папа говорит, что любая религия – это наивность. Мы признаем только Юхана-Хранителя. Но это не святой, он жил на самом деле…

– Да?

– Он был мальчик, трубач в крепости. Враги напали, хотели его убить, но он не испугался, заиграл тревогу и спас город. За это его объявили Хранителем.

– Я что-то слышал в детстве… Значит, этот Юхан у вас дома заменяет Бога?

Цезарь глянул недоуменно и строго:

– Бога никто не может заменить. При чем тут это?

Антон спросил:

– Господин Корнелий, можно выключить верхний свет?

– Можно.

Большая лампа погасла, ровно, почти уютно зазеленели в простенках ночные фонарики. В свете ближнего ночника лицо у Цезаря стало еще более резким.

Снова заговорил Антон:

– Спокойной ночи, ребята. Спокойной ночи, господин Корнелий. Спокойной ночи… Цезарь.

– Спокойной ночи… – прошептал тот, растерянно помолчав.

– Ложись, постарайся уснуть, – сказал Корнелий.

– Хорошо.

– Послушай… Цезарь. Тебя так и надо звать этим именем? Или можно как-то поуменьшительнее? – Корнелий и сам не знал, почему это спросил. Цезарь медленно поднял лицо.

– Да… Папа зовет по-южному: Чезаре. А мама… иногда просто Чек. – Губы у него шевельнулись в намеке на улыбку. И Корнелий понял – мгновенно! – что, улыбнись мальчишка, и лицо его преобразилось бы. Появилась бы та самая детская округлость щек, заблестели бы глаза, забавно растянулся бы веселый белозубый рот. И стал бы Цезарь удивительно славным Чезаре, озорным Чеком.

Но он вдруг опять закаменел.

– Если позволите, я лягу. И называйте меня, пожалуйста, Цезарь.

Корнелий быстро встал. В своей каморке бросил в рот две таблетки. Потом еще одну, последнюю. Запил из стакана противной теплой водой. Не раздеваясь, упал на кровать.

«Гуси-гуси, га-га-га…»

«Железный шарик – сквозь зеркало… Стебелек сквозь стекло… Почему?»

«Все-таки как может исчезнуть у живого человека индекс?.. А, Цезарь?..»

Сигнал побудки Корнелий проспал. Поднялся он, когда ребята вернулись с завтрака и переодевались для школы. Цезарь, помятый, босой, сидел на койке и, морщась, разглядывал свои носки. Потом взглянул на вошедшего в спальню Корнелия.

– Извините, но я так не могу. Без чистого… Почему не привезли мои вещи?

«В самом деле, почему? Идиоты…» – подумал Корнелий. Но сказал хмуро:

– На дворе, у очистного блока, люк прачечной. Сложи все в пакет, брось туда. Через полдня будет готово.

– А полдня мне ходить голым?

– Оденься как все. Уж как-нибудь выдержишь несколько-то часов, – с раздражением сказал Корнелий. Голова тоскливо гудела, подташнивало.

Цезарь заколебался. Увидев его нерешительность, Антон кивнул девочкам. Лючка слетала в кладовую и принесла стопку одежды. И пластиковый жесткий пакет. Цезарь что-то буркнул, взял это имущество и удалился в умывальную. Через несколько минут появился переодетым.

Школьный костюм не сделал его похожим на остальных. Во-первых, форменный жилетик он так и не надел, а по-прежнему держал на плечах свою «гусарку». Во-вторых, и походка, и взгляд, и поворот головы – все говорило, что мальчишка «не отсюда» и здешнюю жизнь отталкивает всем своим существом. Несмотря на то, что бледен и покачивается.

– Ты завтракал? – спросил Корнелий.

Цезарь двинул уголком рта.

– Он не завтракал, – сунулся Чижик. – Мы звали, а он…

– Антон, веди ребят на уроки. Мы с Цезарем придем позднее.