Шрифт:
— Это я наложил резолюцию на твою болтовню, — насмешливо ответил из угла длинный Ояр, прозванный товарищами «Жердью». — Не забудь, что в Латвии сейчас всеми делами заворачивают латыши… Правда, не те, что тебе нравятся, но, тем не менее, самые чистокровные латыши… А русские? Я о них ничего не могу сказать, но думаю, что при них не повторится того, что было при старых хозяевах.
— Что-о? — грозно спросил Бруно.
— Об этом сказано в том же романе, который ты держишь в руках, там один из героев прямо заявляет, что идти в латыши к остзейскому немцу — несладкая доля.
Бруно прыжком сорвался с кровати.
— Красная сволочь! — прохрипел он, подбежав к Ояру и замахиваясь на него тяжелой книгой. Ояр спокойно отвел руку Струпса.
— Если б я был красной сволочью, я бы остался на месте, когда наступали советские войска… Однако, как видишь, я предпочел твое общество.
Невозмутимый Ояр понравился Витольду. Но сильный Бруно, — тот просто восхищал. Захотелось принять участие в этом разговоре настоящих мужчин.
— Ты молодец, Бруно, — стараясь, как все тайные трусы, придать речи покровительственный тон, начал Белевич. — Только не забывай, что на территории одной русской области могут уместиться пять таких государств, как наше… Россия и мы — это слон и моська.
Струпс успел тем временем вернуться к своей койке. Отбросил книгу, грузно сел. Брезгливо покосился на Витольда.
— Вон ты о чем? А знаешь ли, кто самый страшный враг слона? Мышь! Это ясно, как в графине! Она вгрызается слону в ногти. Своими остренькими зубками она проделывает там ход, добирается до мяса, мясо начинает гнить, и слон — великан, громада! — падает… Да здравствует мышь! — снова впадая в патетический тон, гаркнул Бруно. — Если бы у меня был родовой герб, я бы нарисовал на нем этого могучего серого зверя!.. Словом, я собираюсь точить зубы на слона, а вы — слизняки, медузы — поступайте, как знаете. Вижу, что из таких ослов, как вы, героев не получится!.. А ну вас к черту! Я устал… Давайте лучше споем нашу лагерную песню.
И затянул первым:
— К чужой стране, к стране печали,Мы по морским неслись волнам, —Чужие ветры нас качали,Чужие песни пели нам…Швыряли нас валы седые,И каркал боцман: — Быть беде!Но мы, ребята молодые,Как пробки плаваем в воде!О нас идет молва дурная,Идет поганая молва,Но мы, друзья, живем, играя, —Нам все на свете — трын-трава!Мы по чужой земле бродяжим,Гурьбою ходим в кабачок.А смерть придет, мы смерти скажем:— Ложись, красотка, под бочок!..К концу песню уже орали хором. Но Витольд Белевич молчал.
Глава вторая
Витольд Белевич молчал. Он с ужасом смотрел на Андрея.
— Я… я ничего не понимаю, — наконец тихо произнес он, размазывая по лицу внезапно выступивший крупный пот.
— Вы арестованы! Я майор государственной безопасности Александров, — жестко сказал Андрей.
Счетовод продолжал тереть лоб, пытаясь разобраться во всем происшедшем.
В комнату вошел Лаймон.
— Товарищ майор, лейтенант Грива прибыл по вашему приказанию, — вытянувшись, доложил он. Белевич посмотрел на лейтенанта, потом опять перевел взгляд на Андрея, встал. Пошатываясь, пошел к двери. Лаймон посторонился, пропуская арестованного. Сразу двинулся следом. Но в дверях Белевич вдруг остановился. Повернул к Андрею испуганное лицо, по которому от страха пошли белые пятна. Однако спросил довольно спокойно:
— Я должен знать, за что меня арестовали!
Андрей, прищурив глаза, посмотрел на Белевича:
— А вы не догадываетесь?
Витольд заносчиво поднял голову. Он картинно возмутился:
— Нет! Я не чувствую себя виноватым ни в чем!
— Ах вот как! — с легкой улыбкой сказал Андрей. — Ну что ж! Тогда слушайте: вы арестованы по обвинению в умышленном убийстве хорошо знакомого вам человека, который скрывался под фамилией Эгле!
Удар попал в цель. Белевич согнулся и побрел к машине. Возле машины Лаймон обыскал арестованного. Андрей приготовился уже было сесть рядом с шофером, но вдруг вспомнил: «Я же не простился с Алиной Карловной!»
— Ждите на шоссе, — сказал он Лаймону. — Буду через десять минут…
Рабочий день кончился. Алина была дома. Она еще не знала о последних событиях.
Курсанты объяснили Андрею, как пройти к квартире директора. Алина жила на первом этаже учебного здания. Андрею указали на самую дальнюю дверь в левом крыле. Подойдя к этой двери, Андрей остановился в нерешительности. Ему, за всю его следственную практику, изобилующую самыми необычными стечениями обстоятельств, ни разу еще не приходилось попадать в положение вроде этого… Самому идти на квартиру, прощаться с одной из свидетельниц… Свидетельниц? Да. А кто же Алина для него еще?