В тулонском военно-морском порту вот уже десять лет отбывает каторгу заключенный номер 2224 — Жан Морена. Однажды в порту появляется знаменитый судовладелец, господин Бернардон — он полон решимости освободить каторжника и исправить давнюю несправедливость...
I
В тот день, — а было это в конце сентября, и с тех пор минуло уж много лет, — у особняка вице-адмирала, коменданта тулонского гарнизона, остановился роскошный экипаж. Из него вышел крепкого сложения, простоватый мужчина лет сорока и вместе с визитной карточкой передал для вице-адмирала рекомендательные письма от весьма влиятельных особ. В результате аудиенция, [1] которую он испрашивал, была незамедлительно ему предоставлена.
— Значит, я имею честь беседовать с господином Бернардоном, знаменитым судовладельцем из Марселя? — поинтересовался вице-адмирал.
1
Аудиенция — официальный прием у лица, занимающего пост.
— Совершенно верно, — ответил посетитель.
— Прошу садиться, — пригласил комендант. — Я полностью к вашим услугам.
— Спасибо, адмирал, — поблагодарил господин Бернардон, — что касается моей просьбы, то она, думаю, не относится к разряду невыполнимых.
— О чем же идет речь?
— О разрешении посетить каторжную тюрьму.
— Действительно, нет ничего проще, — согласился вице-адмирал, — излишне было запасаться для этого рекомендательными письмами. Человеку с вашим именем достаточно лишь предъявить паспорт.
Судовладелец поклонился, повторно выразил свою признательность и осведомился о необходимых формальностях для получения пропуска.
— Их не существует, — прозвучал ответ. — Разыщите генерал-майора, передайте ему эту записку — и ваша просьба будет тотчас удовлетворена.
Гость откланялся, его проводили к генерал-майору, и тот без промедления выписал разрешение на вход в пределы военного порта. Далее судовладельца отвели к комиссару каторжной тюрьмы, который вызвался сопровождать господина Бернардона, но господин Бернардон, любезно поблагодарив, отказался.
— Как вам будет угодно, сударь, — сказал комиссар.
— Скажите, можно прогуляться по территории?
— Разумеется.
— Я вам не создам никаких неудобств, если, к примеру, осмелюсь заговорить с заключенными?
— Никаких! Унтер-офицеры предупреждены. Позвольте, однако, спросить, что привело вас в столь безрадостное место? Простое любопытство или иная цель? Может быть, филантропия?
— Да-да, филантропия, [2] — торопливо бросил в ответ гость.
2
Филантропия — помощь неимущим, благотворительность.
— Прекрасно! — обрадовался комиссар. — Мы привыкли к такого рода визитам и приветствуем неустанные заботы властей об улучшении положения каторжан. И ведь многое уже сделано!
Судовладелец безразлично кивнул, как человек, которого нисколько не интересует тема беседы. Однако комиссар, пользуясь удобным случаем, решил выразить свое мнение по данному вопросу.
— В таких делах нелегко оставаться до конца объективным, — продолжал он. — Следует оберегать себя от несправедливых нападок критиканов, забывающих о том, что есть преступление, как только речь заходит о наказании. И все же здесь мы всегда помним: правосудию надлежит быть менее суровым.
— Подобные суждения делают вам честь, — рассеянно похвалил хозяина господин Бернардон, — и если мои замечания вас интересуют, то, осмотрев тюрьму, я почел бы за удовольствие сообщить их вам.
Собеседники расстались, и марселец, получив пропуск, оформленный по всем правилам, направился к тюрьме.
Территория тулонского военного порта делилась на две большие зоны, ограниченные с северной стороны причалом. Одна, имевшая название Новая гавань, располагалась к западу от другой, Старой гавани. Порт представлял собою не что иное, как продолжение городских фортификационных сооружений. [3] Его окружали довольно широкие молы, на которых размещались длинные постройки — механические мастерские, казармы, флотские склады с боеприпасами. В каждой из гаваней — а они существуют и по сей день, — с южной стороны имелись проходы, достаточно широкие, чтобы пропускать военные корабли. Гавани можно было бы использовать под доки, [4] если бы уровень Средиземного моря менялся, но, поскольку здесь не бывает приливов и отливов, надобности закрывать проходы не возникало.
3
Фортификационные сооружения — постройки для укрытия и наиболее эффективного применения оружия в бою, для защиты поиск и населения.
4
Док — портовое сооружение для ремонта судов.
Во время событий, о которых пойдет речь, с запада к Старой гавани примыкали склады с боеприпасами и артиллерийский парк, а с юга, с правой стороны от входа, ведущего к небольшому рейду, — бараки для каторжников (теперь эти убогие жилища уже снесены). Бараки соединялись между собой под прямым углом. Один из них, — тот, что находился перед механической мастерской, выходил фасадом на юг, другой — на Старую гавань; чуть дальше располагались казармы и госпиталь.
Кроме упомянутых строений, существовало еще три плавучих тюрьмы для осужденных на более короткие сроки; а приговоренные к пожизненной каторге селились на берегу.
Если и есть на свете место, где полностью попрано всякое равенство, так это, вне всякого сомнения, каторга. Принимая в расчет тяжесть преступлений и учитывая степень развращенности умов преступников, в систему наказаний следовало бы ввести сословные и социальные разграничения. В действительности все обстояло по-иному. Здесь позорно сосуществовали узники всех возрастом и сословий. В такой ужасающей тесноте не могли не возникать уродливые формы отношений, основанные на коррупции, а зараза, именуемая злом, постоянно находила свои бесчисленные жертвы.