— Отказывайся от всего. Это твой единственный шанс на спасение. Если выйдешь отсюда, передай товарищам, чтобы не забыли нашего мальчика, Леню. Нам с Иваном Михайловичем хорошего ждать нечего.

— Что обо мне говорить! — Иван Михайлович с мукой глядел на свою жену. — Я уж свой век прожил… — и он заплакал.

— Не плачь! — вздрогнула «Муся». — Мы ведь знали, что они нас не пощадят. — Она еще пыталась улыбнуться, поглаживая руку Ивана Михайловича. — Жаль только, что мы мало для Родины сделали.

— Пусть наши друзья и сын не сомневаются, — наклонившись к Люде, горячо зашептал Иван Михайлович. — Волошиновы умрут честно и никого не выдадут.

Машина остановилась на Студенческой, 12, где помещалось немецкое гестапо. Пока арестованных выводили из машины, Люда попрощалась с Иваном Михайловичем и «Мусей». Та шепнула ей:

— Ничего, девочка, крепись. Ни в чем не признавайся. Повторяю: в этом твое спасение.

Арестованных ввели в темный коридор, выстроили по стене и начали обыскивать. В это время Люда увидела — из камеры вывели ее мужа. Он был в наручниках, шел прямо и гордо. Проходя мимо арестованных, Виктор встретился взглядом с Людой, остановился, но охранник толкнул его, и он скрылся за дверью.

Люда едва не потеряла сознание.

Ее посадили в полутемную камеру, переполненную арестованными женщинами.

— За что? — спросила одна из них, протискиваясь к Люде.

— Не знаю.

Воздух в камере был ужасный, у Люды закружилась голова. Она присела на край нар, держась за подпорки верхнего яруса.

Как мы потом узнали, «Хрен» был арестован 10 марта в Севастополе. Одновременно были арестованы «Кошка» и «Мотя» с женами и детьми и Соколов, по кличке «Перо».

Через несколько дней Люда и семьи «Кошки» и «Моти» были освобождены. Когда Люду вызвали в канцелярию и объявили об освобождении, она спросила:

— А муж?

Ей ответили:

— Не беспокойтесь, он останется у нас.

Вместе с Виктором Кирилловичем в гестапо остались его боевые друзья: «Кошка» — Владимир Эрастович Лавриненко, «Мотя» — Иван Григорьевич Левицкий и «Перо» — Николай Семенович Соколов.

Об арестах подпольщиков я тут же сообщил по рации в обком партии, а 11 марта послал «Мартыну» подробную информацию о положении в городе. Из леса мы снова получили листовки на русском, немецком и румынском языках и газеты. Роздали их оставшимся патриотическим группам для распространения среди населения и солдат.

12 марта наш проводник должен был вести к партизанам «Лесную» и «Максима Верного». Одновременно с другого сборного пункта мы отправляли в лес нескольких подпольщиков, которым грозил арест.

Надо было уводить людей из группы «Муси», но тут возникли большие затруднения. Все руководители групп были связаны непосредственно с ней. Я же знал их только по кличкам. «Муся» не передала мне их адресов. Я запросил адреса у «Мартына».

У Анны Трофимовны я познакомился с Усовой, которая часто к ней приходила. «Нина» тоже знала Усову, как учительницу, связанную с «Мусей» по подполью. Узнав об аресте «Муси», я через племянника Анны Трофимовны, Ваню, предупредил Усову. Она скрылась и была потом переправлена нами в лес.

12 марта ночь была темная. Часть подпольщиков не пришла на условленное место. Проводник начал их разыскивать, но когда собрал всех, итти в лес было уже поздно. Они вернулись в город, и их отправили в следующую ночь.

13 марта ко мне пришла «Нина» вместе с «Лукой».

Мы решили до выяснения обстановки воздержаться от привлечения к активной работе членов группы «Мусы» и молодежной организации, так как 10 марта арестовали Зою Рухадзе и Владлена Батаева.

В остальных патриотических группах арестов не было, и они продолжали работать. «Нина» с семьей попрежнему скрывалась у своей сестры и уходить в лес пока не хотела.

В связи с провалом диверсионных групп «Хрена» и Васи Бабия мы решили сделать центром диверсионной работы Сарабуз, где до сих пор было спокойно. Во время нашего совещания пришла Ольга.

— У меня только что был Семен Филиппыч, — сказала она. — Из леса пришли Гриша и Женя.

— Во-время! — обрадовался я. — Помогут нам отыскать людей «Муси» и заберут кого нужно в лес.

— Семен Филиппыч сказал, будто Гриша имеет указание и вас забрать в лес, — сказала Ольга огорченно.

Это сообщение всех нас неприятно удивило. Мы поговорили и пришли к выводу, что мне пока нет оснований уходить из города. Из арестованных лично меня знает только «Муся», а в ее стойкости мы не сомневались. В полиции известно, что подпольной организацией руководил старик-плотник, но меня знают как стекольщика; к Анне Трофимовне полиция за мной не приходила.

Мы условились, что на другой день после моего свидания с Гришей соберемся у «Луки» и окончательно решим вопрос о нашей будущей работе. Мы считали, что «Лука» — вне всяких подозрений у гестапо и находится в лучшем положении, чем любой из нас.

Ольга задержалась у меня и, когда все ушли, сказала:

— Приходил «Максим Верный». Он очень встревожен: сегодня утром арестовали Людмилу.

— Сейчас же предупреди «Нину». Она с семьей должна немедленно уйти с Гришей в лес. А о тебе Людмила ничего не узнала?