Впрочем, к чему об этом? Обходились, и обойдемся. Мне пришло в голову, что сейчас, за отсутствием Сашки, мы с Олегом опять превратились в коллективного

Антона. Интересно, да? Все-таки и Антона, с ним мы себе четче олицетворяем, чем с Сильвией и даже Ириной. Что значит — импринтинг [55] .

— Олег, а нельзя ли придумать для того мира нечто вроде маячков, которыми нас Антон снабдил? Чтобы, если мы всерьез к «братьям» влезем, внимание ихних спецов оттянуть в какую угодно сторону? Не от личностей, тут мы даже перед местной шпаной прокололись, а от ментального поиска. Как, леди Си, Шульгин перед тобой засветился?

Сильвия отчего-то тряхнула волосами и ничего мне не ответила.

Сильвия была опытным специалистом и криптографом тоже, однако разница в возрасте, подготовке, стиле мышления ее немного подвела. Перевод записей Лихарева ей не совсем удался. Что и неудивительно. Даже нормальные литературные переводы с широко известного, отнюдь не зашифрованного языка у разных людей получаются очень непохожими. Иногда — до полной неузнаваемости. Потому и она многие моменты прочитала не совсем верно или совсем неверно.

А было как?

Валентин Лихарев прибыл в Ворошиловск вполне легально. На этот раз он был не в форме инженера или военюриста, к которым привык в Москве. Задача требовала надеть сиреневую, из тончайшего коверкота гимнастерку старшего майора госбезопасности (два рубиновых ромба), что соответствовало армейскому званию комдива и политическому — дивизионного комиссара. Солидный чин для провинции, где начальник УНКВД был всего лишь майором, а отдела ГБ — вообще капитаном (но тоже три шпалы в петлицах) [56] .

С обоими этими начальниками в угловом «сером доме» на улице имени основоположника органов, посланец Центра побеседовал доброжелательно, но и строго, как полагалось. Должности своей в центральном аппарате Валентин не назвал, член Коллегии, этого достаточно. Даже более чем! Под роспись объявил о полнейшей конфиденциальности своей миссии (никакого отношения к проверке или вмешательству в дела местных товарищей не имеющей), сообщил, что будет работать по собственному плану и никого напрягать не собирается, однако, если потребуется, оперативные работники, транспорт и прочее должно предоставляться незамедлительно.

Для середины тридцать восьмого года это было вполне естественно и никаких посторонних вопросов не вызывало.

— Поселите меня на надежной оперативной квартире с телефоном, естественно, терпеть не могу провинциальных гостиниц и «Домов колхозника». И чтоб никакого сопровождения. Замечу — головы поотрываю.

После инструктажа он прямо в кабинете начальника переоделся в неброский москвошвеевский костюм, и черная «эмка» из глухого внутреннего двора отвезла его в одноэтажный, дореволюционной постройки домик, из которых по преимуществу и состояли три центральные, сравнительно культурные (с булыжной мостовой и тротуарами, выложенными красным кирпичом) улицы краевого центра.

Зато зелень в городе была совершенно невероятная для северянина. Огромные тополя-белолистки, масса акаций, тоже нечеловеческих размеров, само собой — аллеи каштанов. В каждом почти дворе — шелковицы (по-местному — тутовник), похожие на баобабы, фруктовые сады, да еще и заросли диких маслин (они же — лох серебристый). Все это великолепие весьма умеряло летнюю жару, для москвича (и бывшего петербуржца) в ином случае почти непереносимую. А также защищало от регулярно дующих ветров и приносимой ими из астраханских степей тонкой песчаной пыли.

Лихарев сразу же отметил, что даже в солнечный полдень можно пройти город насквозь, от железнодорожного вокзала до Осетинской поляны (где помещался ипподром и скаковые площадки территориальной кавалерийской дивизии), ни разу не выйдя из тени на освещенное место.

Это ему понравилось. Как и многое другое. Не зря об этом городе-крепости-парке с пиететом отзывались Пушкин, Лермонтов, Толстой, Грибоедов и многие другие, волей или неволей занесенные сюда в годы тех еще Кавказских войн.

А причина появления здесь Лихарева была по-своему интересна.

Товарищу Сталину, разобравшемуся с ленинскими соратниками и большевиками-интернационалистами, вдруг взбрела в голову идея свернуть никогда не нравившийся ему проект Союза Советских Социалистических Республик и возвратиться к идее унитарного государства. Предчувствовал он, очевидно, во что такой «федерализм» и «коренизация кадров» [57] может вылиться. Потому и решил, вначале в виде эксперимента, учинить новое территориальное образование, от Ростова до Закавказья, по типу наместничества прежних времен, в котором будут сохранены только «культурные автономии» (как он и предлагал Ленину в свое время), руководство же «областей» (область Войска Донского, Кубанского, Терского, Тифлисская область и т. п.) будет назначаться исключительно исходя из деловых качеств, без всякой привязки к национальности. Притом — с непрерывной ротацией, чтоб не обрастали связями.