Лейли и Меджнун
вернуться

Низами Гянджеви
Шрифт:

Меджнун дружит со зверями

Сказитель вдохновенный начал сказ,Все изложив правдиво, без прикрас:Тот, кто от взоров прятал скорбный лик,Иссушенный пустыней базилик,Отца оплакав, полный скорбных дум,Вновь колесил в пустыне, как самум.Его дороги бедствий привелиТуда, где обитал народ Лейли.Вдруг свиток он увидел, а на нем«Лейли», «Меджнун» начертано пером.Но имя той, которую любил,С пергамента он ногтем соскоблил.Ему сказали: «Видеть нам чудно —Из двух имен оставлено одно».Он возразил: «Кто любит и любим,Довольствуется именем одним.Кто истинно и преданно влюблен,С любимою вовек неразделен».Тут некто в удивленье вопросил:«Зачем себя оставить ты решил?»Он отвечал: «Назначено судьбойЕй быть ядром, мне — крепкой скорлупойЯ — скорлупа, лишенная ядра,Без сердца я — пустая кожура».Так вымолвив, он, в грудь себя бия,В пустыне скрылся, словно Рабия.И долго вдалеке, как слезный всхлип,Звучал уныло песенный насиб.Он как онагр, поводья оборвав,Бежал к зверям, закон людской поправ.Без пищи и воды, полуживой,Кореньями питался и травой.Среди зверей, их дружбой дорожа,Нашла покой мятежная душа.И звери шли к нему издалека,Служа ему, как верные войска.Рога и обнаженные клыкиНадежнее, чем воинов клинки.Звериный лагерь вкруг него залегИ жизнь его заботливо берег.Он для зверей — властительный султан,Премудрый, добрый, словно Сулейман.В жару над ним орел, слетая с гор,Широких крыльев раскрывал шатер.Его увещеваньям кротким вняв,Избыли звери свой свирепый нрав.Клыкастый волк ягненка стал щадить,Лев за онагром перестал следить.Козу вскормила львица молоком,Волк вылизал зайчонка языком.Он брел в песках, ладонь прижав к грудиА звери рядом шли и впереди.Когда ложился спать он, утомясь,Лиса с него хвостом стирала грязь.И на ногах следы кровавых ранЗаботливо зализывал джейран.С оленями устроясь на ночлег,Лицом он зарывался в теплый мех.И когти меченосные воздев,Ночной покой стерег косматый лев.Волк, как дозорный, колесил кругом,Чтоб враг на лагерь не напал тайком.Свирепый тигр, забыв, что он жесток,Доверчиво лежал у самых ног.В пустыне звери бросили враждуЖивя отныне в мире и в ладу.Средь хищников Меджнун, оставя страх,Царил как полновластный падишах.А между тем молва прошла окрест,И люди опасались этих мест.Ведь если б враг пришел сюда со злом,То был бы вмиг наказан поделом.Но отступал зверей ворчащий круг,Когда являлся настоящий друг.Покорны мановению руки,Вмиг убирались когти и клыки.Так жил он, благодатью осиян,Как стадо охраняющий чабан.От хищников двуногих в стороне,Судьбой своей довольствуясь вполне.А люди надивиться не могли,И если караваны мимо шли,Не в силах любопытства одолеть,Хотелось всем на чудо поглядеть.И странники прервать спешили путь,Чтоб на него хоть издали взглянуть.И пребывал в надежде пилигрим,Что трапезу разделит вместе с ним.А тот сидел средь тигров и пантер,Являвших послушания пример.Едва один кусок отведав сам,Все остальное отдавал зверям.Зимою долгой, слабый, чуть живой,Делил с зверями хлеб насущный свой.И хищники пустынь со всех сторонШли к своему кормильцу на поклон,Возрадовались звери, что всегдаУ них есть и защита и еда.Свободных, с независимым умом,Благодеянье делает рабом.Огнепоклонник бросил псу мосол,И пес за ним на край земли пошел.

Притча

Преданье мне запомнилось одно:Жил в Мерве властелин давным-давно.Держал он лютых псов сторожевых —Шайтанов сущих, яростных и злых.Как дикие лесные кабаны,Псы были и свирепы, и страшны.Одним прыжком они, являя прыть,Могли верблюда навзничь повалить.Во гневе шах себя не помнил сам,Он слуг бросал на растерзанье псам.Был среди слуг один, хоть с виду тих,Но дальновидней и умней других.В его душе гнездился тайный страх,Что и его неверный в дружбе шахШвырнет собакам, гневом обуян,И разорвут клыки газелий стан.И загодя, все взвесив и учтя,С псарями шаха дружбу заведя,На черный двор, где псы рычали, злы,Он стал носить и мясо и мослы.Кормил собак он, робость позабыв,К себе голодных злыдней приучив.И псы, приход кормильца сторожа,У ног вертелись, ласково визжа.Шах дурно спал и рассердился вдругНа этого тишайшего из слуг.Велел он тем, чьи как у псов сердца,На растерзанье псам отдать юнца.Те, кто собак опасней в много раз,С охотою исполнили приказ.Его швырнули в клеть, чтоб там клыкиСтрадальца разорвали на клоки.С рычаньем псы, что ростом больше льва,К бедняге, щерясь, бросились сперва.Но своего любимца распознав,Запрыгали, хвостами завиляв.И, головы на лапы положив,Легли, кольцом лохматым окружив.Питомца няни сберегают так…День миновал, ночной сгустился мрак.Когда заря затеплила свечу,Небесную окрасила парчу,Шах, пробудясь, постиг, что был не прав,И каяться стал, подданных призвав:«Я был мгновенным гневом ослеплен,Невинный джейраненок мной казнен.Скорей на псарню надо поспешить,Чтоб хоть останки у собак отбить!»Тут к шаху во дворец вбежавший псарьПромолвил так: «Великий государь,Сей отрок, видно, ангел во плоти,И сам господь решил его спасти!Встань, погляди на чудо из чудес:Растерзанный собаками воскрес.Сидит, по счастью, и здоров и жив,На пасти псов печати наложив.Твоих драконов дружба высока —Не тронули они ни волоска!»Счастливый тем, что отрок уцелел,Шах во дворец его вести велел.И тот, кто к смерти был приговорен,Из псарни вновь в чертоги водворен.Властитель видит, что предстал пред нимСпасенный отрок, жив и невредим.Тут, с трона встав, раскаявшийся шахВымаливать прощенье стал в слезах.«Ответствуй, — он спросил, — могло ли стать,Как лютой смерти смог ты избежать?»Тот отвечал: «О шах, с недавних порС подачкой я ходил на псовый двор.Я заслужил любовь у лютых псов,И зубы их замкнулись на засов.Тебе рабом служил за годом год —Смерть в благодарность получил в расчет.Ведь друга ты, сердясь по пустякам,Швырнул на растерзание клыкам.Но преданность — отличие собак,Пес — верный друг, а ты — заклятый враг.Пес дружбу подарил мне за мосол.А ты меня в могилу чуть не свел!»Так случай удивительный помогДать шаху человечности урок.Тиран проснулся, будто долго спал,Собак и псарню впредь не вспоминал.Постигнуть смысл сей притчи поспеши:«Благодеянье — крепость для души».Меджнун кормил зверей, за это онБыл как стеной их дружбой огражден.Нет крепости надежней и верней,Чем окруженье преданных зверей.Он шел пустыней — горя пилигрим,Косматогривой свитою храним.Таким же будь, спеши добро творить,Чтоб слез кровавых после не пролить.Делись последним, всем, что даст судьба,И тем халифа превратишь в раба!

Письмо Лейли к Меджнуну

Он в изначальных прочитал строках:Да будет милосерден к нам аллах!Господне имя во главе письма —Прибежище и чувства и ума.Мудрее мудрых, истинно великПостиг он безъязыкого язык.Он разделил десницей свет и мрак,Он всех насытил, ласков и всеблаг.Возжег на небе хор ночных светил,Людьми он твердь земную расцветил.Нетленной жизнью душу наделив,Величием предвечным осенив,Он людям мир вручил — заветный клад,Что всех сокровищ выше во сто крат.И разума огонь в душе возжег,И осветил им двух миров порог.Как скатный жемчуг мысли расцвели,Когда любовь вела калам Лейли:«В письме моем, как шелк, слова нежны,И утешеньем стать они должны.От пленницы послание тому,Чей дух восстал и сокрушил тюрьму.Как ты живешь, о странник, на земле,Семи небес посланник на земле?О верный в дружбе, истины оплот,Тот, от кого любовь свой свет берет.О кровью обагривший горный скат,От взоров затаившийся агат,О мотылек трепещущей свечи,Источник Хызра, блещущий в ночи,О ты, кто мир в волнение привел,Когда в песках с оленем дружбу свел,Цель для насмешек, плачущий навзрыд,День воскресенья нас соединит.О беспощадно изнуривший плоть,Чью жизнь беда смогла перемолоть.Из-за меня ты сердце сжег дотла,Вокруг тебя осуды и хула.Кому верна я до скончанья дней,Кто сам священной верности верней.О жизнь моя, блаженный свет души,С тобою я, а ты, с кем ты, скажи?С мечтой о счастье я разлучена,Но я твоя невеста и жена.Муж, что меня скрывает под замком,До сей поры мне чужд и незнаком.Жемчужиной алмаз не завладел,И заповедный жемчуг уцелел.Поныне запечатан тайный клад,Бутон не тронут, недоступен сад.Муж величав, и знатен, и велик,Но пред тобой ничтожен и безлик,Кичился белой луковкой чеснок,Но расцвести, как лилия, не мог.Так огурец, который перезрел,Лимоном желтым зваться захотел, —Хоть кислый он и так же желт на цвет,Но аромата в нем и вкуса нет.Мечтала в этом мире я и в томОдно гнездо с тобою свить вдвоем.О, если б знал ты, как я не права, —Зачем дышу, зачем еще жива?Пускай сурово покарает рокТого, кто горе на тебя навлек.Твой каждый волосок дороже мне,Чем целый мир, расцветший по весне.Ты чист, как Хызр, о, милость прояви,И, словно Хызр, мне душу оживи.Я — тусклая луна, ты — солнце дня,Издалека молю, прости меня!Прости, что не могу к тебе прийти,Невольный грех, любимый, отпусти!Отец твой умер, страшной весть была,Одежду я, рыдая, порвала,Царапала себе лицо и грудь,Когда ушел он в свой последний путь.Шипами проколола я глаза,Плащ траурный мой был, как бирюза.И слезы я, как дочь, над ним лилаИ весь обряд печальный соблюла.Но робость не сумела победить —Тебя я не посмела навестить.Здесь в жизни бренной путь влачу земной,Душой нетленной я с тобой, родной.Возлюбленный, я знаю, ты чуть жив,Будь, умоляю, многотерпелив.Земная наша временна юдоль,Со временем поладь, смиряя боль.Прикрой глаза, мой плачущий бедняк,Чтоб над слезами не смеялся враг.Будь мудрым и тоску превозмоги,Чтоб над тобой не тешились враги.Там, где весной бросали зерна в грязь,Стеной шуршащей нива поднялась.Забудут все, что пальмы ствол шершав,В корзины сладких фиников собрав.Шипами стебель розы окружен,Настанет срок — распустится бутон.И не горюй, что нет друзей вокруг,Я — друг твой верный, беззаветный друг.Не жалуйся на то, что одинок,Друг одиноких и заблудших — бог.В слезах, как туча, утопаешь ты,Как молния, свой дух сжигаешь ты.Отец ушел, но жизнь продолжил сын,Рудник иссяк, но найден в нем рубин».Меджнун прочел письмо, зарделся он,Как розы расцветающий бутон.«О мой аллах, о господи!» — твердил,От радости в себя не приходил.И новых сил почувствовал исток, —Жизнь возвратил божественный листок.Он вестника в своих объятьях сжал,Благоговейно руки лобызал.Вдруг спохватился: «Как писать ответ?Коль нет бумаги и калама нет?»Мгновенно, с расторопностью писца,Гость, вынув из походного ларцаКалам, бумагу и пузырь чернил,Меджнуну их почтительно вручил.Из-под калама строчки полились,Тончайшими узорами сплелись.Слова, как ожерелье, он низал,О пережитом горе рассказал.Ответное письмо вложив в ларец,В обратный путь отправился гонец.Как вихрь пустыни, скрылся он вдали,Спеша вручить послание Лейли.И обмерла она, письмо схватив,Его листы слезами оросив.

Ответ Меджнуна на письмо Лейли

Молитвенно звучит начало строк:«Нет бога, кроме бога, — вечен бог!Он видит явь и скрытое от глаз,Он создал перл и огранил алмаз.Властитель неба и Семи планет,Серебряным созвездьям давший свет.Он мрак ночной сияньем дня сменил.Любовью наше сердце окрылил.Садам и пашням вешний дождь послал,Помощником нуждающихся стал».И торопясь, едва успев вздохнуть,Меджнун стал излагать посланья суть:«Покой утратив, я письмо пишуТой, в чьей душе прибежище ищу.Нет, я ошибся, — кровь в груди кипит,Пишу я той, что мной не дорожит.Ты, счастья потерявшая ключи,Посланье от страдальца получи.Я — мелкий прах, растоптанный бедой,Чью жажду утоляешь ты водой?У ног твоих лежу, не в силах встать,Чей пояс ты решила развязать?Я мучаюсь от тайной маеты:Кого в печали утешаешь ты?Сияет мне в мечтах твое лицо,Чужое у тебя в ушах кольцо.Твой лик — Кааба, я — твой верный раб;Порог твоей обители — михраб.О, мой бальзам, ты недоступна мне…Не погуби, стань жемчугом в вине!Корона — ты, но не моей главы,Не для меня похищена, увы!Сокровище захвачено врагом,А пред друзьями свился змей клубком.О сад Ирема, царство красоты,Мой рай небесный, недоступна ты.О ключ от кандалов и от цепей,Бальзам от страсти пагубной моей.О сострадай, ведь я — ничтожный прах,Не добивай, я — придорожный прах.Согрей, приветь сей скудный прах земной,Чтоб цвел он впредь, как будто ветвь весной.Земля цветет от дружеских забот,В пыли завянут розы от невзгод.У ног твоих простертый я лежу,Не будь жестокой, — об одном прошу.Кто жалостлив к несчастным стать не смог,Мучитель тот, бесстыден и жесток.Прославлен я, как раб твой и слуга,Меня отвергнув, обретешь врага.Влачить любую тяжесть прикажи,Знай, кротость — украшенье госпожи.К твоим ногам слагаю щит и меч,Но изменившей жизни не сберечь.Оружие свое бросаешь ты,Врагам тем самым помогаешь ты.Когда себя кинжалом ранишь в грудь,Тем убиваешь друга, не забудь!Приветливостью, лаской и добромСвободолюбца сделаешь рабом.Кто куплен за дирхем, не верь тому,Он даже с глаз готов украсть сурьму.Власть над рабами не имеет тот,Кто в рабстве у земных страстей живет.Твори добро во имя доброты,И подчинить людей сумеешь ты.И я — твой раб, я в ухо вдел серьгу,Не продавай покорного слугу.О ты, в стране живущая чужойС избранником и новою родней,Ты не дала пригубить мне вина,Как горный лед, со мною холодна.Что ж, повелев, чтоб день сменила тьма,Теперь рыдаешь надо мной сама?Ты жизнь мою и душу отнялаИ позабыть меня легко смогла.Ты, пожалев подковы для коня,Велишь скакать мне в капище огня.Слова сжигают пламени сильней,И головни я сделался черней.Но коль меня язвить тебе не жаль,Себя, будь осторожна, не ужаль.У лилии был долог язычок,Его садовник лезвием отсек.Влюбленных выдает, так говорят,Невольный вздох, улыбка, полувзгляд.Но холодом полны черты твои,Ты равнодушна, нет примет любви.Презрев любви священный договор,Ты счастлива с другим с недавних пор.Обманщица, тобою он любим,А я осмеян, предан и гоним.Где наши вздохи, клятвы в тишине,Где счастье то, что ты сулила мне?Коль преступила верности обет,То нет любви и преданности нет.Тебе не жаль меня, — едва живойС разбитым сердцем я навеки твой.А я — все тот же: дух мой изнемог,Но головой припал на твой порог.Я жду, как чуда, чтобы вдруг возникТвой светозарный, твой лучистый лик.Кто лицезрит — блаженство познает,Несчастлив тот, кто безнадежно ждет.Счастливец он и баловень удач —Жемчужиной владеющий богач.Сад соловья весною звал на пир,Но ворон, налетев, склевал инжир.Гранат в саду взлелеял садовод,Но прокаженный пожирает плод.Несправедливым мир был с давних пор,Сокровище скрывая в недрах гор.О, неужели розовый рубинНе вырвется из каменных теснин?Когда луну, что свет дает очам,Дракон терзать не будет по ночам?И шершень улетит, не тронув мед,И вновь луна свободу обретет?Ключ от казны мне в руки попадет,И казначей докучный прочь уйдет?Умрет дракон, не тронув тайный клад,И зеркала, как прежде, заблестят.И разбегутся в страхе сторожа,И выйдет из темницы госпожа.О светоч мой, супруг твой — мотылек,Не мудрено, что свет его привлек.Хоть от твоих упреков гибну сам,Пусть здравствует достойный Ибн-Салам.Добро и зло исходят от тебя,О лекарь мой, зачем лечить, губя?Железные у крепости врата?Жемчужина в ракушке заперта.Хоть локоны твои сплелись в силок —Страшусь, чтоб змей тебя не подстерег.И подозренье, медленно и зло,Мне в любящее сердце заползло.Ведь я ревную в гибельной тоске.К ничтожной мошке на твоей щеке.И мнит влюбленный в ревности слепой,Что это коршун кружит над тобой.Метаться буду смыслу вопреки,Покуда мошку не сгоню с щеки.Меня, как в притче, с тем купцом сравнишь,Кто, не продав товара, ждет барыш.Я горевал, что розу не сорвал,Жемчужину чужую сберегал.О мой жасмин, бреду тропой невзгод,От слез ослеп, от жажды сохнет рот.Когда б ты знала: разум мой погас,Еще безумней я во много раз.Я без тебя давно уже не „я“ —Бесплотный призрак, отсвет бытия.Любовь — коль ей не отдана душа,Безделица, не стоит ни гроша.Твоя любовь явила мне чело,И даже без тебя мне жить светло.Со мной всегда твой тайный свет живой,Я счастлив тем, что ранен был тобой.Бальзама нет от смертных ран любви.Любимая, будь счастлива, живи!»

Лейли призывает Меджнуна

Лейли — игрушка в чьей-то злой игреБыла рабыней в собственном шатре.Единственного друга лишена,Неведеньем измучена, она,Став пленницей судьбы, в ночи и днемГрустила о возлюбленном своем.Как дальше жить? Все нестерпимей ейТяжелый груз невидимых цепей.Супруг в ночи бессонной до утраГлаз не спускал с заветного шатра.Страшился одного, что вдруг женаСбежит в кумирню, от любви пьяна.Весь день он ей старался услужить,Подарками и лаской ублажить.Напрасно он старался, каждый раз —В глазах Лейли презрительный отказ.Однажды ночь темней других была,И возле меда не вилась пчела.В полночном мраке видеть не могли,Как ускользнула из шатра Лейли.И встала на скрещенье тех дорог,Где соглядатай подстеречь не мог.«Прохожий попадется здесь, бог даст,И о любимом вести передаст».Так и случилось… Странник вдруг возник —Услужливый и ласковый старик.На Хызра старец походил во всем, —Он для заблудших был проводником.Игрушка рока, пленница невзгодЕго спросила: «Мудрый звездочет,Ты много знаешь, всюду побывал,Неужто ты Меджнуна не видал?»Ответил добрый старец: «О луна,Юсуф в колодце, где вода темна.И в сердце у него бушует шквал —Ведь лунный свет затмился и пропал.Знай, по кочевьям он бредет в пыли…„Лейли, — взывает он, и вновь: — Лейли!“Тоскливый вопль сопровождает шаг:„Лейли, Лейли!“ — звучит во всех ушах.Он одичал, как зверь бредет во мгле,Не помышляя о добре и зле».И от рыданий стан Лейли прямойСогнулся долу, как тростник речной.С ее очей, мерцавших, как нарцисс,Агаты слез на щеки полились.Воскликнула она: «Вини меня,Из-за меня затмилось солнце дня!Я, как Меджнун, с бедой обручена,Но между нами разница одна:Он бродит там в нагорной вышине,А я в колодце на глубинном дне».И бусы сорвала, а жемчугаНасыпала в ладони старика.«Возьми, — сказала, — и пускайся в путь,Найди страдальца, вместе с ним побудь.Прийти хоть ненадолго умоли,Чтоб светоч свой увидела Лейли.Укрой его в укромном уголкеОт любопытных взоров вдалеке.Где будет он, — мне скажешь шепотком,Чтоб я взглянула на него тайком.И с полувзгляда сразу я пойму,Любима ль я, нужна ль еще ему.Быть может, он прочтет мне о любвиГазели вдохновенные свои.Чтобы стихи распутать помоглиУзлы судьбы измученной Лейли».И старец, жемчуга забрав без слов,Покинул ту, что чище жемчугов.С собой одежду взял, чтоб хоть слегкаОдеть полунагого бедняка.Пустыню, горы из конца в конец —Все обыскал рачительный гонец.Нигде Меджнуна не найдя следов,Отчаяться уже он был готов.И наконец в ущелье, среди скал,Простертого недвижно отыскал.Вкруг хищники свирепые рычат.Его оберегают, словно клад.Меджнун вскочил, он рад был старику,Как сосунок грудному молоку.Прикрикнул на зверей, и звери вмигУняли свой недружелюбный рык.Тогда старик, одолевая страх,К Меджнуну, торопясь, направил шаг.Почтительный сперва отдав поклон,С учтивой речью обратился он:«О ты, подвижник истинной любви,Пока любовь жива, и ты живи!Лейли, чья совершенна красота,Хранит любовь и в верности тверда.Она, не видя блеск твоих очей,Не внемля звуку ласковых речей,Поверь, мечтает только об одном:Наедине с тобой побыть вдвоем.И ты, увидя светозарный лик,С себя разлуки цепи сбросив вмиг,Прочтешь газели дивные свои,И вновь начнется празднество любви.Растут там пальмы, и, вздымаясь ввысь,Резные листья, как шатер, сплелись.Под ними травы стелятся ковром,Родник вскипает звонким серебром.В уединенной заросли леснойТы встретишься с Лейли, с твоей весной!»С поклоном старец, как волшебный джинн,С одеждой новой развязал хурджин.Меджнун, руководимый стариком,Смиренья обвязался кушаком.И, торопясь, последовал за ним…Так, истомленный жаждой пилигримСтремится, нетерпением объят,К тем берегам, где плещется Евфрат.А вслед за ним, следя издалека,Шли звери, словно верные войска.На этот раз, умилосердясь, рокЕму достичь желанного помог.Под пальмой лег он, звери отошли,И в нетерпенье начал ждать Лейли.А старец встал неслышно у шатраИ прошептал: «Лейли, ступай, пора!»Она рванулась птицей из тенет,Спеша к тому, кто, изнывая, ждет.Вдруг сердце у нее зашлось в груди, —Лейли стоит, не в силах подойти.И шепчет тихо старцу: «Как мне быть?Я шагу дальше не могу ступить.Пылает светоч мой таким огнем,Что, ближе подойдя, я вспыхну в нем.Я чувствую, что гибель мне грозит —Любовь грехопаденья не простит.Возвышенная книга мне дана, —Грехом не запятнаю письмена,Чтоб от стыда не мучаться потомИ непорочной встать перед Судом.Но если друг мой истинно влюбленИ совершенством духа наделен,Запретную пускай оставит цельИ, удостоив нас, прочтет газель.Из уст сладчайших будет сужденоИспить стихов пьянящее вино!»Весну оставя, старец поспешилК тому, кто ждал, уже лишенный сил.Меджнун лежал под пальмою ничкомВ беспамятстве глубоком и немом.Над юношей склонясь, старик седойЕго обрызгал слезною водой.Простертый на земле очнулся вдругИ, увидав, что рядом добрый друг,Он голосом, звенящим как свирель,Запел печально дивную газель.

Меджнун поет газель Лейли

«О, где ты, где? Ты чья? И где все мы?Навек твои, бредем в объятьях тьмы.Аллаху слава, — суждено нам петьО том страданье, что нельзя терпеть.Мы каемся, не совершив греха;Дерюгу носим, разорвав меха.Блаженный в горе дух наш окрылен,Освобожденный от цепей времен.Летучей мышью с солнцем подружась,В воде мы тонем, жаждою томясь.Мы — побежденной рати главари,Слепого стали звать в поводыри.Нас род отверг, а мы горды родней;Кичился месяц тем, что был луной.Не выйдет трюк, коль опьянен трюкач,Без ног и без стремян несемся вскачь.Тоскуя по тебе, влачимся вдаль,Ты, только ты — и горе, и печаль.Пусть мы живем неспешно в мире сем,Но быстро мы в объятья тьмы уйдем.Ты приказала: „От тоски умри!“В слезах я умираю, о, смотри!И если знак тобою будет дан,Ударю я в предсмертный барабан.Волков зимой страшат мороз и снег,И потому столь тепел волчий мех.Напрасно „Доброй ночи!“ мне желать, —Ночь без тебя не может доброй стать.Уходишь ты, явиться не успев:Ты пожинаешь не окончив сев.Одной душой мы были на беду,Что ж наши души ныне не в ладу?Я должен преступить земной порог,Чтоб ты прийти ко мне нашла предлог.Душа моя безмерный гнет влачит,Избавь ее от бремени обид.Она тоской истерзана в груди —Мне поцелуем душу возроди!Душа, не одержимая мечтой,Пускай слетает с уст, как вздох пустой.Твои уста сокровище таят:Исток блаженства, вечной жизни клад.Весь мир — твоя невольничья ладья,Мы все — рабы, но всех смиренней я.Любимая, ты есть, пусть не со мной,Но ты живешь, и в этом смысл земной.Коль в сердце я тебя не сберегу,Пускай оно достанется врагу.Мы — это я, одно мы существо,Двоим достанет сердца одного!Мое страдает в ранах и крови,Отдай свое мне, милость прояви!Ты — солнце, я горю в твоем огне,С тобою я всей сутью бытия,О, если бы найти такую нить,Чтоб нас навек смогла соединить!Где мы с тобой такой чекан найдем,Чтоб отчеканить нас сумел вдвоем?Мы сходны с миндалем в своей судьбе,Два ядрышка в единой скорлупе.Я без тебя — ничто, утратил лик, —Упавший в грязь, изношенный чарыг.С тобою я всей сутью бытия,Что ты отвергнешь, отвергаю я.Я изнурен, и сам смогу наврядСебя на твой перечеканить лад.Мой бедный разум ослабел от бед,Мне даже думать о тебе не след.Душа моя, как тонкий лист, дрожит.Она не мне — тебе принадлежит.Собаки бродят у твоих шатров,Я — пес бродячий, потерявший кров.Возьми меня, определи в псари,Вели мне: „За собаками смотри!“Знай: звери есть, что пострашней собак,Они подстерегают каждый шаг.К чему мне блеск дирхемов золотых,Мне родинки твои дороже их.За родинку манящую одну,Всю отдал бы звенящую казну.Дождь плачет, чтобы весны расцвели;Меджнун льет слезы о своей Лейли.Луна моя, твой ярок ореол,И от него свой свет Меджнун обрел,Следят индусы за шатром твоим,Меджнун средь них, но он для глаз незрим.Я — опьяненный страстью соловей,Рыдающий над розою своей.Рубины ищут люди в недрах скал,Я драгоценность в сердце отыскал,О мой аллах, чудесный миг пошли,Пусть призовет меня моя Лейли.И вспыхнет ночь, прозрачная, как день,И мы уйдем под лиственную сень.Ушко в ушко шептаться там начнем,Наполнив чаши праздничным вином.Тебя прижав к груди, как кеманчу,В душе сберечь, как дивный лал, хочу.Хмелея от нарциссов глаз твоих,От гиацинтов локонов витых,На пальцы их хотел бы навивать,Нахмуренные бровки распрямлять.И знать, что в лунном тающем дымуТы мне навек досталась одному.И подбородок — округленный плод,И взор стыдливый, и румяный ротЛаскать хочу нежнее ветерка,Сережек бремя вынув из ушка.Слезами орошая твой касаб,Стихи слагал бы, как влюбленный раб.К твоим стопам повергнув целый сад,Цветущих роз дурманный аромат,В объятья заключив тебя свои,Поведал бы о мытарствах любви.Пока мы дышим, любим и живем,Любимая, приди, зачем мы ждем?Не будь фантомом средь пустынь глухих,Стань чистой влагой на устах сухих!Я жажду, и душа изнемогла:Она в груди, как зернышко, мала.Ты зернышка надежды не дала,Но кровь мою харварами лила.Я горем пьян не по своей вине,Ты отказала в райском мне вине.Но праведным в раю разрешеноПить в небесах священное вино».И страстотерпец, мученик судьбыВ пустыню устремил своя стопы.А та, чья с кипарисом схожа стать,В шатер печально возвратилась вспять.

Кончина Ибн-Салама, мужа Лейли

Миг миновавший нам понять дает,Что все непрочно в мире, все пройдет.Все сущее, с начала до конца,Послушно указанию Творца.Пергамент тот, который нам вручен,Судьбой давно заполнен с двух сторон.Что наш рассудок в список занесет,То провиденье не берет в расчет.И редко эти совпадут счета, —Выходит, жизнь напрасно прожита.Бывает, к розе тянешься рукой,А на поверку — это шип нагой.Иль виноград — пусть зелен он на цветЗато на вкус спелей и слаще нет.И голод тот, что столь несносен нам,Желудка боль врачует, как бальзам.Во всем противоречья есть зерно, —Стихией управлять нам не дано.Коль так, благоразумье проявиИ кислый уксус медом назови.Лейли, что похищала все сердца,Страданиям не ведала конца.Сокровище — она, но зоркий змейВезде ревниво следовал за ней.О, неужель жемчужине пропасть,Не выпустит луну драконья пасть?И дух ее в томленье изнывал,Как в грубом камне драгоценный лал.Она, судьбы удары вынося,Терпела то, что вынести нельзя.Муж дни и ночи был настороже,Жена таила боль в своей душе.Она, как пери, скована была,Не устояв пред темной силой зла.В уединенье плача каждый раз,При муже слезы смахивала с глаз.Пила вино печали, в том винеОсадок горьких слез мутнел на дне.Как ей мечталось хоть единый мигОткрыто плакать, не скрывая лик.Подтачивает душу боль души,Как ни таи печаль и ни глуши.Стыдясь супруга и его родни,Она тоскливо проводила дни.Чуть муж уйдет, весь день она с утраСтоит, как изваянье, у шатра.Потом в слезах, кляня неправый рок,Бессильно опускалась на песок.Но быстро поднималась, стон уняв,Шаги супруга издали узнав.И, опуская долу грустный взор,Поддерживала робко разговор.Сыграл с ней шутку самовластный рок,На муку нестерпимую обрек.…Но беспощадной волею временКруговорот судьбы был завершен.Отвергнутый супруг, кляня удел,От униженья вскоре заболел.Стал чахнуть не по дням, а по часамНадломленный печалью Ибн-Салам.Жар, возрастая, мог с ума свести,Пронизывая тело до кости.Сосуд с душою треснул пополам,В беспамятстве метался Ибн-Салам.Искусный лекарь делал все, что мог:Он щупал пульс, давал лекарства в срок.И наконец, усильем лекарейБольной стал оживленней и бодрей.Свершилось чудо, иль помог бальзам,Но поправляться начал Ибн-Салам.Когда в подушках начал он сидетьИ, отощавший, снова стал полнеть,Забыл про воздержания зарок,Он на еду и на питье налег.Умеренность и длительный покойПорой недуг снимают как рукой,И стойкости примерной научив,Дают здоровье тем, кто терпелив.Но Ибн-Салам, почуяв сил приток,Советами благими пренебрег.Муж стал застольем злоупотреблять,И лихорадка возвратилась вспять.Сжигая тело, омрачая ум,Кружиться начал огненный самум.Из глинозема сложенный дувалПред натиском стихий не устоял, —Землетрясенья первая волнаУдарила — и треснула стена.Второй удар еще сильнее былИ треснувшую стену завалил.Еще два дня, хрипя, дышал больной,Измаявшись в обители земной.Но, погружаясь медленно во мглу,Сосуд души разбился о скалу.Супруг ушел, переступив порог,В тот мир, где нет ни скорби, ни тревог,В предвечный край, куда уйдем и мы…Мир все возьмет, что нам давал взаймы.В долг не бери травинку — выйдет срокИ возвращать тебе придется стог.А если взял, то, не вступив в торги,Заимодавцу в срок верни долги.Работай, каждым мигом дорожа.Лень точит душу, как железо — ржа.Разбей ларец, где мыслей жемчуга,Как голубь, с башни взвейся в облака.Ведь семь берез на четырех корнях,Где звезды, как заклепки на щитах.Коль войско смерти вызовут на бой,То упадут, рассыпавшись трухой.Когда наутро, пробудясь, востокЗажжет своим огнем огромный ток,А на закате наших вздохов дымОденет небо пологом седым, —Жизнь учит нас: весь мир, что явлен нам,Наполненный огнем и дымом храм.…Лейли свободной стала, но онаБыла кончиной мужа смущена.Хоть из ловушки вырвался джейран,Но муж — есть муж, и он судьбою дан.То не притворство: жаль супруга ей,Но о любимом скорбь еще сильней.Вдова на людях волосы рвала,Но слезы о возлюбленном лила.Смерть Ибн-Салама — грустный был предлог,Чтоб истину никто узнать не мог.Рыдая возле мужнего одра,Она желала милому добра.Он был ее ядром, ее судьбой,Муж — оболочкой, тонкой скорлупой.Все ж ей обычай нужно соблюдать,Ни перед кем лица не открывать.Должна теперь не год, а целых дваВ шатре сидеть безвыходно вдова.Просить аллаха отпустить грехи,В слезах читать печальные стихи.Обычаям покорна и верна,Она должна в печали быть одна.И, соблюдая траур, с этих пор —Чужих людей не допускать в шатер.Теперь ей осужденья не страшны,Сочувствовать ей близкие должны.Так причитала над своей судьбой,Что содрогался купол голубой.Страданью отдалась она во властьИ плакала отныне не таясь.Лейли свободна, ей дышать легко,Страх и опасность скрылись далеко.

Приближение осени и кончина Лейли

Настала осень, и на землю внизКапелью рдяной листья сорвались.Казалось, кровь ветвей из малых порСочится, вырываясь на простор.Садов желтеет худосочный лик.Водой проточной не звенит родник.То золото, что блещет на земле,Зимою уподобится золе.Нарцисс озябший спрятаться спешит,Сошел с престола царственный самшит.Жасмин увял, и роза отцвела,Как будто книгу горести прочла.Шквал лепестков над вянущей травой,Как змеи у Заххака над главой.Извечный круг природы завершен,Сад оскудел, он пуст и обнажен.Так пред стихией, в ужасе дрожа,Бросают скарб, ничем не дорожа.Слабея сердцем, изнывает сад,Но пьяным соком полон виноград.Индус-садовник, всюду, где пришлось,Развесил гроздья виноградных лоз.И эти гроздья так черны на взгляд,Как головы кудрявых негритят.Головки их, покорно свесясь вниз,Орнаментом украсили карниз.Гранату шепчет персик: «Берегись,Эй, увалень, на землю не свались!»Гранат, как печень, треснув поперек,Кроваво-красный источает сок.Фисташка клюв раскрыла: «Не губи!» —К ней состраданья полон уннаби.Над цветником, над пышностью егоПобедно осень правит торжество.Лейли с престола вешней красотыУпала в черный кладезь маеты.Цветник не в срок сгубил недобрый сглаз,Светильник жизни на ветру угас.И золото повязки головнойЗаменено косынкою льняной.Стан, облаченный белоснежным льном.Слабей тростинки, чахнет с каждым днем.Как месяц молодой, Лейли тонка,Стан-кипарис дрожит от ветерка.Страсть сердца, овладев ее умом,Сжигает тело гибельным огнем.Роса померкла, обратясь в туман,Ланит бледнеет розовый тюльпан.Бросает лихорадка в жар и в стынь,И сахар уст стал горек, как полынь.Лейли больна — она изнемогла, —Нашла фазана острая стрела!Посев сжигает знойный суховей…И матери пришлось открыться ей.Ту тайну тайн, что мучает и жжет,Лишь сердце материнское поймет!«О мать моя, кто в этом виноват.Что с молоком ягненок выпил яд!Мой караван идет в последний путь,Слабею я, суровою не будь.Чем кровь свою с дыханьем каждым пить,Зачем терзаться, для чего мне жить?Страданья горечь молча я пила,Отрава эта губы мне сожгла,Чуть вздох трепещет, и чуть внятна речь —Мне тайну сердца больше не сберечь.С нее завесу мне сорвать пора —О мать моя, в дорогу мне пора!Прости меня, прости и обними,Последний вздох, последний взгляд прими!Разлука с милым виновата в том,Что я незримым ухожу путем.Моим глазам послужит пусть сурьмойПрах тех дорог, где шел любимый мой.Пусть на прощанье мой омоет ликОн розовой водою слез своих.Пусть вместо роз у скорбного одраЕго дыханья веет камфара.Пусть капли крови саван окропят,Он для меня как свадебный наряд.Венчальную на дочь надень фату,—Невестою под землю я сойду.Когда мой странник, что бредет вдали,Услышит весть, что больше нет Лейли,Он поспешит застать меня в тщете,Увидев погребальную тахтэ,Он упадет в отчаянье немомНа холм, где спит луна могильным сном.Над прахом он, похожий сам на прах,Забьется в причитаньях и слезах.Едины мы и в горе, и в судьбе…Его оставлю в память о себе.Во имя неба, не терзай его,О мать, молю, не презирай его.Не упрекай страдальца, я прошу,Поведай то, что я тебе скажу:Ласкай его, заботой окружи,Он мне дороже собственной души.„Когда Лейли ушла, — промолви так, —В безвестный край, в глухой подземный мрак,В предсмертное впадая забытье,„О мой Меджнун!“ — слетело с уст ее.Своей любви единственной верна,В небытие взяла любовь она.А как ушла? Не спрашивай о том:Лишь о тебе кручинилась одном.Пока жила, до окончанья дней,Грусть по тебе сопутствовала ей.В последний путь судьба вручила вьюк —В нем боль утраты и тоска разлук.Земля сомкнула тяжкий свой покров,Но в глубине не умолкает зов.Так на скрещенье жизненных дорогЖдут весть от тех, кто дорог и далек.Оглядываясь, вдаль она бредет,И страшно ей идти одной вперед.Ступай за ней, в томленье ждет онаВ предвечности, в сокровищнице сна“».Сорвался вздох, чуть слышно шелестя,Последняя слеза скользит, блестя.Доверив тайну той, что всех родней,Лейли ушла беззвучно в мир теней.И матери безмерная бедаНемилосердней Страшного суда.С волос седых мать сбросила чадру,Их разметала с воплем на ветру.В невыразимой муке и тоскеСебя, отчаясь, била по щеке.Рыдая в голос, волосы рвалаИ, причитая, доченьку звала.Как дальше жить ей — старой и седой?Иссяк родник с живительной водой.Щекою грела хладное чело,Но все напрасно, не вернуть тепло.Нет, не водой омыла дочь она,А влагой слез, что словно кровь красна.Так безысходно убивалась мать,Что небеса ей стали сострадать.От слез багряных, окропивших лик,Кровавым камень стал, как сердолик.В мерцанье скорбных слез была лунаКак в ожерелье звезд погребена.Дочь умастив, не примирясь с бедой,И амброю, и розовой водой,Мать отдала, уже избывши страх,Земле — земное, праху — мертвый прах.Зашла луна, померкла в тьме ночей,Один остался горя казначей.