— Клевета! Ни про какие убийства я и знать не знаю. А завтра, вообще, возвращаюсь в Питер.

— Правильно, милый. Только мы вернемся вместе.

— Как вместе?

— Я долго думала и решила подарить тебе мою невинность. Только ты должен будешь на мне жениться. Но я решила, что ты меня достоин.

— Достоин? Что за бред? К тому же я женат.

— Та женщина тебя не любит. Она тебя обманывает. Пока ты решаешь судьбы страны, она спит с собственным псом.

— Нет у меня никакого пса!

— Врешь, есть. У Ивана Ивановича есть на тебя досье, там даже фотографии есть.

Директор понял, что имеет дело с настоящей сумасшедшей, и решил не спорить с ней, сделав робкое движение в сторону кнопки вызова прислуги.

— Давай покурим, — душевно предложила Ширин.

— Конечно. У меня есть хорошие сигареты. Настоящие американские. Не подделка.

— Зачем нам эта мура? У меня есть папиросы. Я тебе их сейчас сама набью.

Ширин достала беломорину, освободила от табака, собственноручно набила принесенным с собою чарсом и обслюнявила.

— Кури, милый, — она протянула «бычок» директору, а когда тот еще более отполз от нее, незатейливо вынула из кармана пистолет. — Ну же, милый.

Директор вынужден был подчиниться и взял папиросу, дурно пахнущую своей не слишком чистоплотной хозяйкой и влажную от слюней.

— Ты не затягивайся, — она подтолкнула пистолетом его руку с сигаретой.

Однако когда директор набрал в рот сладко пахнущего дыма, Ширин ткнула его дулом под ложечку. Чума мгновенно задохнулся и инстинктивно глубоко вздохнул.

Поначалу ему показалось, что ему влили сироп. Внутри сделалось сладко и до такой степени пусто, словно он раздулся размером с железнодорожную цистерну.

— А ты еще разочек, милый, — промурлыкала Ширин, ее голос показался директору нежнее пения райской птички.

Он уже с жадностью сунул в рот обслюнявленный окурок и делал затяжку за затяжкой.

Потолок комнаты стремительно улетел в небеса, а сама комната приобрела размеры Красной площади. Сидящая перед ним женщина пульсировала. Она то растягивалась на несколько километров вверх, то ужималась до размеров булавочной головки.

— Как же я в нее попаду? — подумал директор раздеваясь.

Потом он на некоторое время отключился, втечение которого ему показалось, что его проволокли через мельничные жернова. Когда пришел в себя, обнаружил себя сидящим на кровати в одной рубашке, без трусов. В паху было противно холодно, сыро и почему-то грязно.

— Где же ты? — спросил он. — Иди сюда.

— А все уже кончилось, милый, — проворковала Ширин.

— Как кончилось? — директор задумчиво поскреб под крыльцом, он ничего не помнил, в памяти остались лишь грохочущие мельничные жернова, ничего себе секс! — Иди сюда, говорю!

Он хотел схватить женщину, но протянутая рука вдруг улетела куда-то в межзвездное пространство. Из того же пространства в глаз прилетела рукоятка пистолета.

Боль была даже приятна, но глаз почему-то закрылся и не хотел больше открываться.

Чума захныкал.

— Все меня обижают. Чертом называют, а ведь я хороший, братцы. Я ведь всех вас люблю.

Хлопнула дверь.

— Ширин, любимая! — крикнул директор, но ему никто не ответил. — Все меня бросили. А я ведь серьезно. Я и жениться могу.

Покачиваясь, он посидел еще немного, пока в голову ему не пришла гениальная мысль.

— Пойду, к муриду сьезжу, — решил он. — Самое время.

Директор спустился вниз, где в дворике седые от ночной свежести стыли правительственные «зимы». Чума обошел их, и ему сразу повезло. В одной из машин в гнезде торчали ключи.

Директор сел, запустил мотор и с развевающимися трехцветными и звездно-полосатыми флажками на бампере подъехал к проходной. Охранник осветил его фонариком и сразу узнал:

— Анатолий Борисович, а куда… — и застыл с открытым ртом, потому что бывший советник Президента находился в машине в одной распущенной рубашке без трусов и босой.

— Открывайте ворота немедленно, — высокопарно приказал Чума. — У меня важная правительственная встреча. Я должен увидеться с этим долбанным муридом.

Охранника хватило только на то, чтобы поднести ко рту рацию и выдавить:

— Михалыч, открывай главные ворота.

С гордым видом директор выехал.

— Коля, а почему без сопровождения? — спросил по рации диспетчер.