— Раритет, — уверенно заявил он. — Хлопок, вручную обработанный специальным образом. Видите неоднородность цвета? Слюной пропитано человеческой. Была такая манера в недалеком прошлом, рабов заставляли жевать стебли хлопка, пережевывая их в однородную массу. Больше сказать не могу, не специалист.

Не хрена себе, не специалист, подумал эксперт. С ходу определил.

— Возраст манускрипта не можете определить, хотя бы приблизительно?

— А на ваш взгляд, когда он мог быть изготовлен? — хитро прищурился профессор.

Снигирев еще раз глянул на документ и сказал:

— Средние века. Восемнадцатый век.

— Умно, — кивнул Сенинг. — Но неверно.

— Почему?

— Вы шли от неверной предпосылки. Вы ведь на дату в конце посмотрели — тысяча четырехсотый год. Это по лунному календарю, к которому, чтобы получить юлианский, надо приплюсовать еще три столетия. Но все ваши умозаключения относятся к тексту, бумага же была изготовлена гораздо раньше.

— На сколько?

— Бумага, вернее материал, так как древесиной здесь и не пахнет, так вот этот материал гораздо примитивнее текста, то есть он изготовлен примерно на пару тысячелетий раньше.

— Две тысячи лет! — воскликнул эксперт. — Не может быть.

— Четвертый век до нашей эры. А может, 300–350 лет до того как, — профессор тут же возразил сам себе. — Нелогично получается. Зачем и самое главное, где хранить чистые листы такую уйму времени? В тайниках? Что у них в 18 веке напряженка была с бумагой? Нонсенс.

Он подошел к модулю, включающему в себя компьютер, сканер и высокоскоростной оптический порт с доступом во всемирную сеть. После нажатия кнопки верхняя часть модуля легко приподнялась. Профессор аккуратно уложил на стеклянное ложе раритет и нажал кнопку. Крышка плавно опустилась. В щель заструился зеленый свет, аппарат не замедлил загудеть.

Полученные данные профессор тут же отправил по электронной почте в институт.

— У меня самые мощные компьютеры в России, — похвалился он. — Такие стоят только на Интернет — серверах.

Здесь память эксперта сделала еще один поворот, вернувшись к действительно произошедшим событиям, потому что когда Сенинг продолжил колдовать с компьютером, то на дисплее возникла медленно вращающаяся копия манускрипта в проекции 3D. По краю экрана заструились цифры.

Компьютер пытался читать текст во всех направлениях в поисках возможного шифрованного сообщения.

Снигирев помнил следующие слова профессора и сыграл на опережение, сказав:

— Смотрите, края манускрипта как неровно обрезаны. Я бы ввел в анализ еще и геометрические параметры листа. Может быть, это тоже имеет какое-то значение.

И неожиданно столкнулся с хитрющим взглядом профессора, словно говорящего: «Ну-ну, чем ты еще хочешь удивить, используя свою память о вчерашнем дне?» У Снигирева даже сложилось мнение на грани уверенности, что Сенинг махнет рукой и скажет:

— Да брось ты, мы же оба знаем, что это все уже было вчера. Просто над нами кто-то проводит свой не слишком тактичный эксперимент. Почему не тактичный? Потому что над умирающими не шутят.

Но вместо этого Сенинг согласился с ним:

— Возможно. Обратите внимание еще на одну закономерность. Написание слов на каждой строке разное. Ширина и высота букв, даже интервалы. Все меняется от строки к строке и подчиняется некоему ритмическому закону.

Снигирев промолчал, но прекрасно сознавал, что профессор говорит правду, и последующий анализ это только подтвердит. Край листа, вроде неровно обрезанный, на самом деле следовал строгим математическим законам, и с помощью длиннющих формул, что спустя какое-то время выдаст компьютер, они будут привязаны к начертанным символам.

— Я вот о чем подумал, — размышлял профессор, проанализировав полученные данные. — Если написание слов и край листа подчиняется общим законам, то можно попробовать сгладить края и посмотреть, что получится с текстом.

— С какой целью?

— В таком случае можно будет установить, когда произошло деформирование листа. До написания на нем текста или после.

После внесенной коррекции символы ощутимо видоизменились, исчез ряд лакун, но все равно оставались легкочитаемы.

— Боковые грани мы учли, займемся верхним и нижним, — возбуждено потер профессор руками. — Чувствую, что мы на верном пути.

По картинке прокатилась еще одна волна, оставляя после себя почти полную абракадабру, в которой даже компьютер, бегло знающий древнеарабский, мало, что смог разобрать.

— Откровенно говоря, я ожидал большего, — сокрушенно заметил Сенинг.

— Вы забыли про еще одну составляющую, — проговорил Снигирев, слова дались с неожиданным трудом, словно он говорил, опустив голову в воду. — Толщина бумаги. Она неодинакова.

— Точно! — воскликнул Сенинг. — Интеграл по толщине! Правильнее будет сказано, по высоте.