— Такое растение вы можете найти только у меня, или вам придется ехать за ним в Китай, — сказал он, не без важности раскрыл коробочку и вытряхнул содержимое ее себе на ладонь.

Ирина и Никодим с любопытством нагнулись, чтобы рассмотреть растение: оно было очень маленькое — вполовину обыкновенной булавки, с белым прозрачным корешком, и два сизых листочка на нем уже распустились чашечкой, а два других, еще не распустившихся, были свернуты в забавный шарик.

— Это растение у нас не будет расти, оно совсем игрушечное, — сказал Никодим с сожалением.

— Будет, — убежденно ответил китаец, — Я честный купец, я никогда не обманывал; оно скоро разрастется и будет большое-большое.

Он показал руками, какое большое будет растение. Но Ирина уже завладела растением и сказала Никодиму:

— Заплатите ему.

Никодим бросил китайцу монету, и тот, поклонившись, пошел через поле к дороге.

Земля над пещерой была сухая и рассыпчатая. Взобравшись на вал, Ирина разгребла руками маленькую ямку в земле и сунула растеньице в пыль. Затем она позвала садовника и приказала ему принести немного воды и стакан, чтобы прикрыть растение, но когда обернулась — растения уже не увидела. Куда оно могло пропасть — трудно сказать, но оно было таким маленьким, что даже ветерок мог легко унести его.

— Я потеряла растение, — сказала Ирина Никодиму дрожащим голосом, ей до слез было жалко растения.

— Не плачьте, — утешил ее Никодим, — я, быть может, еще найду его.

И стал искать повсюду: на валу, в канаве, около вала, на площадке. Но становилось уже довольно темно, и трудно было что-либо отыскать.

— Догоните китайца, — приказала Ирина, — у него, наверное, есть еще такие растения.

Никодим выбежал за вал, поглядел в поле, вышел на дорогу, дошел до пригорка и посмотрел во все стороны: китайца нигде не было видно.

— Не знаю, куда он мог так скоро уйти, — сказал Никодим Ирине, вернувшись.

После вечернего чая, сидя на крыльце и охватив колени руками, Никодим рассказывал Ирине о прошедшем дне.

Гости поразъехались, только что за домом простучала на мосту коляска последних, запоздавших. Ночь темнела, и лишь огни из окон дома бросали малый свет на окружавшие дом деревья и на дорожки сада. Луны не было. В воздухе, еще теплом, несмотря на восьмое сентября — день Рождества Богородицы, — не раздавалось уже ничьих голосов, замолкших с уходом лета.

Никодим говорил о китайце, о неотвязчивом и загадочном китайце, когда вдруг, на половине рассказа, из мрака, знакомый голос произнес:

— Я люблю Китай: в нем есть что-то родное нам, и я всегда это родственное чувствовал.

— Опять вы здесь! — с досадой воскликнул Никодим. — Как вам не стыдно подслушивать?

Послушник не ответил и не показался из мрака. Но по звуку шагов можно было догадаться, что он поспешно и боязливо отошел прочь.

— Вы сегодня, кажется, очень устали? — заботливо спросила Ирина Никодима. — Вам нужно раньше лечь спать. Я скажу Лариону.

Когда через полчаса Никодим, распрощавшись со всеми, собирался уже раздеться и лечь, в дверь к нему постучали.

Он ответил. Дверь отворилась, и на пороге показалась Ирина. Она не вошла в комнату, но только спросила Никодима раздраженным полушепотом:

— Скажите, пожалуйста, кого вы привели с собой? Какого послушника — разве это послушник?

— Почему же не послушник?

— Пойдите и посмотрите еще раз, если вы его забыли. Прошу вас.

— Я тут ни при чем, — равнодушно ответил Никодим.

— Но ведь вы же его привели? — ответила Ирина возмущенно.

— Я не Мог его отогнать.

— Никодим! Как вам не стыдно?

Она говорила так, будто ей было не двадцать три, а шестьдесят три года.

— Ирина, — ответил Никодим, попадая в ее тон, — мне нисколько не стыдно. Все на свете делается само по себе и к лучшему.

— Зачем же вы передразниваете меня, — ответила она обиженно, — что же, по-вашему, это хорошо и должно быть для меня безразлично?

За полурастворенным окном на тропинке в это время промелькнуло что-то темное в белом переднике: должно быть, горничная. Сзади за нею кто-то пробежал, и через минуту за кустами раздался визг и смех двоих людей.

Пробежавший сзади был несомненно послушник.

Ирина с досадой захлопнула дверь, сказав Никодиму: "Спокойной ночи", — и ушла, явно рассерженная и возмущенная.

"Действительно неприятно, — подумал Никодим, оставшись один, — как это я не мог отделаться от него? Привести такое чучело к своим друзьям и знакомым — прямо неприлично.

Он, мучаясь этим, еще долго не мог заснуть".

А Ирине не спалось. Постель казалась ей жаркой и неуютной, и все чудилось, что по комнатам кто-то ходит. Зажегши свечу и накинув на себя платье, Ирина с огнем вышла из спальни, чтобы осмотреть дом. Проходя мимо зала, она услышала там шорох и заглянула в зал.