Все это понятно, но уж очень хочется поскорее расквитаться с фашистами!

Витя вышел из землянки. Холодный ветер рванул полы его шинели, бросил в лицо колючий снег. Куда пойти? На катерах сейчас неинтересно. Они вмерзли в лед, и только одинокие часовые маячат около них.

Из лесочка показался Захар. На его щеках, как и до ранения, играл румянец, и шел он быстро и нисколечко не хромал.

— Что сейчас, Витя, делаешь? — спросил он.

— Ничего… А ты?

— Пошли.

— Куда?

— Не кудахтай. Раз сказали: пошли, значит, пошли. Или я не старший над тобой?

Витя чувствует, что Захар что-то скрывает, но не расспрашивает: если Захар молчит, из него слова не вытянешь.

В лесу, около первых матросских землянок, стоит лошадь. Рядом с ней — парнишка в полушубке, опоясанный ремнем, в больших сапогах, носки которых даже немного загибаются кверху. Ничего интересного Витя не заметил и хотел было пройти дальше, но Захар остановился, повернулся к нему и спросил:

— Почему не здороваешься? Зазнался?

И тогда Витя посмотрел на мальчика. Знакомые вихры нависли на уши.

— Коля!.. Как ты сюда попал?

— Здор'oво, — сказал Коля и, как взрослый, протянул руку. — Не балуй! — Это относилось уже к лошади, которая и не думала баловать, а лишь пошевелила ушами.

— Разрешите идти, товарищ юнга? — спросил Захар, усмехнулся, подмигнул и ушел.

Приятели остались одни. Сначала оба рассматривали друг друга, перебрасывались сухими, отрывистыми фразами, а потом освоились, вспомнили былое, и голоса зазвенели.

— Видишь, какой жеребец? Ему цены нет! — доказывал Коля. — Скакун чистейших кровей! Видишь?

Откровенно говоря, Витя ничего особенного не видел. Лошадь как лошадь. Сотни точно таких же были запряжены в сани, и никто их не называл скакунами. Однако Витя кивнул и с видом знатока провел рукой по мохнатому от инея боку лошади.

— Ничего лошадка, — сказал он неопределенно.

— Вот видишь? — обрадовался Коля. — А знаешь, какая она была? Одни кости! Все говорили, что ее пристрелить надо, а я выходил!

Начав говорить, Коля уже не мог остановиться, и скоро Витя знал все, что они с Ваней делали без него. Ваня, оказывается, наблюдал за минами до самого ледостава, и по его подсказке матросы нашли и взорвали еще семь мин.

— Ему ваш адмирал благодарность объявил и денежную премию дал! — закончил Коля, гордый за друга.

Сам Коля помогал взрослым во время уборочной, а потом вот эта лошадь подвернулась. Отстала она от эвакуируемого скота. И так страшна была, что не надеялись на ее поправку.

— А теперь видишь, какая она стала? — торжествовал Коля. — Спина у нее такая ровная и гладкая, что если даже без седла сядешь, то и тогда ничуть не больно! Не веришь? Садись! Тебе, как другу, разрешаю!

Витя поблагодарил, но садиться на лошадь отказался. Он, разумеется, не сказал Коле, что еще ни разу в жизни не сидел на лошади. Еще упадешь да расшибешься.

— Потом наш председатель на общем собрании сказал, что я хорошо работал, и когда стали отправлять к вам делегацию с подарками, то меня тоже включили.

— Значит, ты отдашь лошадь?

— Скажешь тоже! — обиделся Коля. — Отдать боевого коня?.. Мы скот пригнали. Бабы-то сдают его, а я отпросился повидаться с тобой… Ох и заболтались мы! — заторопился Коля. — Нам ведь еще засветло обратно надо!

Вите жаль расставаться, и он предложил:

— Может, заночуете?.. Я тебе про нашу работу расскажу, с отцом познакомлю.

— Не могу, дел в колхозе много. Весна-то вот-вот нагрянет.

Еще раз пожали друг другу руки. Коля вскарабкался на своего «скакуна» и тронул поводья. Скоро его не стало видно. И Витя, постояв еще немного, пошел к катерам.

А дни идут. Снова шумно на берегах Волги, снова тесно самолетам в воздухе. Но шумно от советской артиллерии, которая выковыривает фашистов из их убежищ; тесно в небе краснозвездным самолетам, блокирующим с воздуха окруженного врага.

Исчезло волнение первых дней наступления. Теперь все действуют спокойно, уверенно. Враг еще сопротивляется, но час его пробил. Это понимают все.

Действительно, прошло еще несколько дней боев — и кончилась великая Сталинградская битва. Замолчали орудия. Не видно в безоблачном небе истребителей и бомбардировщиков. Не садится черная копоть на белые снега.