— Беру, — только и сказал он.

Оформили формальности за пятнадцать минут. Кофеем его за это время, как обещала реклама, не угостили. И вместо приятной беседы, согласно той же рекламе, он был вынужден наслаждаться обществом сумита, явно страдающего газовой болезнью. Во всяком случае, зажечь спичку в тесном помещении Султанов бы не рискнул.

По взгляду, который Слон бросил на машину, было видно, что Паша явно переплатил. А что он — спец? Правам почти десять лет, а за рулем удалось посидеть лишь в учебном классе.

— Скажите, а почему вы мне все-таки помогли? — спросил Паша у Слона при расставании.

— Очень у тебя вид был лоховской, — откровенно ответил тот.

— Еще один вопрос. Откуда вы узнали, что у меня восемьдесят тысяч?

— А на больше ты не тянешь!

Больше Слон не сказал ничего. Сел и уехал. А Султанову сделалось почему-то обидно.

Наступило суматошное время. Издательство давило. В его недрах Веничка с бешеной скоростью шинковал в удобоваримый вид первые рукописи о Быстреце, и ему все время нужны были новые романы. Паша никогда бы не подумал, что писание книжек, которому он предавался как экзотической забаве, на самом деле давно превращено в жесткий конвейер, где все учтено и пронормировано, даже его вдохновение. "А нет никакого вдохновения, все это выдумки писателей про самых себя, но им верить нельзя, Паша, они же не люди в обычном понимании", — бесхитростно пояснил Веничка. Он теперь частенько названивал Султанову. Причем, из довольно странных мест. Его речь частенько прерывалась звоном сдвигаемых стаканов и неясными речами посторонних незнакомых людей, влезающими в самую гущу разговора и пытающихся давать совершенно непотребные советы. Было непонятно, как вообще Веничке удается работать в такой обстановке. Но дед знал свое дело туго, умудрялся еще и наставлять по писательскому делу.

— Проще надо быть, Паша, — учил он. — Главное в нашем деле начало. Клиента надо сразу огреть пустым мешком по голове, а потом можно на двадцати печатных листах вываливать на него любую бодягу. Смотри, как люди пишут. Вениаминов про войну Украины с америкашками уже десятый роман выпустил. Может, тоже про хохлов задвинешь?

Паша совершенно не представлял, что можно задвинуть про хохлов. Откровенно говоря, бесконечный украинский сериал Вениаминова вызывал в нем невольный трепет. Тактико-технические данные ракет средней дальности, танкоопасные направления, пристрелка по реперам. Вениаминов, не мудрствуя лукаво, включал в эпохальное произведение стрелковые справочники целиком. И деньги за это получал!

Может, действительно так надо?

Если и надо, то Паша так не мог. И фамилию он не согласился поменять.

— Ну что за фамилия: Султанов — Брунеев? — возмущался Веничка, словно он был виноват, что у родителей оказалась такая фамилия. — Такой фамилией только людей пугать. Я тебе откровенно скажу. Силен у нас настрой против сумитов. Ох, силен. Тебе в этом никто открыто не признается, но у нас с большим подозрением относятся к тому, что как-то касается сумитов и Суметии. Это касается и читателя, который увидя нерусскую фамилию, может принципиально пройти мимо. И никакая сила не заставит его тебя купить. Зачем нам эти султаны, Паша. Да и имя тоже подкачало. Паша. Пашка, представляешь. Давай ты у нас будешь Львом. Лев Багряный! Звучит?

— Почему Багряный? Что я выпивший? — возмущается Паша.

И имя свое отстоял, но Веничка часто ему пенял потом: "Зря ты от Багряного отказался". А так свойский мужик оказался. Лазарь же не звонил ни разу и не показывался до того самого дня, когда появился Латыш.

Днями напролет Паша добивал "Быстреца на лайнере" — первый опус про всеобщие побоища на летящих над Атлантикой "Боингах", который "Авроре" удалось выгодно пристроить, уже потом из Султанова стали выдавливать продолжения, хотя все это самолетостроение надоело ему буквально с самого начала. Времени теперь у него было достаточно. Как сказал один именитый писатель, идеальными условиями для сочинительства является одиночная камера в тюрьме и желательно большой срок заключения без права амнистии. Он выгонял Зину с сыном гулять, а сам присаживался к старенькому компьютеру и работал. Самое главное было дать первоначальный толчок, а дальше создавалось ощущение, что Быстрец начинал действовать совершенно самостоятельно. Оставалось только поспевать за ним записывать. Уже потом до Султанова дошло, что можно плюнуть на авиалайнеры. Дизеля корпорации "Боинг" могли устанавливаться и на круизных атлантических теплоходах. Неважно, выпускал ли "Боинг" такие дизеля, главная хитрость заключалась в том, что название менять не было никакой необходимости. А дальше дело техники.

Лайнер захватывают террористы. Сумитские, естественно. "Вешай на сумитов всех собак, их все ненавидят, рынок все схавает", — заявил Веничка, мудрый старик.

Бандиты угрожают заложникам биологическим оружием, требуют денег. Но что-то там не рассчитывают до конца и допускают утечку ОВ.

Обезумевшие пассажиры начинают рвать всех на куски. Леденящие крики из погруженных во мрак трюмов, люди, бесследно исчезающие в лабиринте коридоров — мрачной фантазии было, где развернуться. На теплоходе оказывается Быстрец. Он подвизался охранять старика — миллионера, но стоило запахнуть большими деньгами, теплоход везет почтовый контейнер с золотыми слитками, полковник по — быстрому отваливает. В своем неизменном бронежилете под пиджаком, он достает "Ятаган" — пистолет, снаряженный кумулятивными пулями сорок пятого калибра, способными пробить навылет стальной лист в два пальца толщиной и…

В это время зазвонил дверной звонок. Султанов чертыхнулся, выругался, потом у него некоторое время ушло на то, чтобы отправить написанный текст в память. Причем, он был совершенно не уверен, что это ему поможет. Часто бывало так, что, вернувшись после буквально секундной отлучки, он уже не знал, как закончить начатую фразу. Не говоря уже о том, что и события после паузы имели привычку развиваться совершенно в другом направлении. В такие минуты Султанов думал о том, какой могли быть "Война и мир", если б Толстой не частил по нужде.

Звонили явно не домашние. Зинка давно бы звонок обломала, терпеть не могла ждать. Пришедший же позвонил только раз, и все это время ждал молча. У Султанова возникла слабая надежда, что кто бы это ни был, он уйдет, не станет дожидаться окончания всех его дел, которые он проделал с излишней неспешностью. Но его ожиданиям не суждено было сбыться. Когда он открыл дверь, за порогом стоял мужчина в аккуратном даже щегольском костюме. У него были изящные очки в золотой оправе. И пахло от него дорогим парфюмом.