В силу понятных причин Миша решил не затрагивать тему "Гелиона", занимаясь сугубо личными вещами. Хакера давно интересовало его происхождение. С самого детства он часто видел мать во сне. Она представала ему в образе молодой смеющейся девушки, каждый раз новой, ведь у него не было даже фотографии. Он и имя матери узнал случайно. Один раз, когда еще отца не выгнали из школы, старшеклассники подлили ему в чай коньяк, он пришел совсем пьяный. Всю ночь Олег Олегович лежал на полу в одних трусах и звал:

— Наина! Почему ты ушла?

Миша использовал оставшийся ему час, рассылая запросы во всевозможные инстанции, включая закрытые базы, о судьбе Наины Бзилковской. Примерное время, когда она бросила семью, а также предположительный возраст он знал. Больше ему ничего не было известно: ни рода занятий, ни образования, но сыновний эгоизм убеждал, что это была необычная женщина. Она могла быть секретным агентом, разведчиком. Правда, потом, когда поиски постепенно зашли в тупик, тот же самый эгоизм вывернул все наизнанку. Теперь он, изнывая от сладкой боли, искал мать среди преступников и наркоманов.

Ему удалось обнаружить достаточно Бзилковских, среди которых было немало Наин. Но все это было не то. Он смотрел в высвеченные фотографии, и сердце оставалось безучастно. Тогда он пытался связать имена и крупные события. Например, не было ли Наины Бзилковской среди пассажиров взорванного террористами "Боинга" или среди жертв землетрясения.

Так он и кружил, пока не понял, что кривая снова вывела его к "Гелиону", хотя он этого и меньше всего хотел, это было опасно, и в ужасе выключил комп. Он ворочался на койке, ставшей в одночасье плахой, и пытался вдавить в себя сон, а тот все не шел, а когда он заснул, то увидел самый настоящий кошмар, самым безобидным в котором был выключенный и умоляющий человеческим голосом компьютер:

— Включи меня, сынок! Я спасу тебя!

Когда он проснулся, то понял, что если он сейчас не включит компьютер, то сойдет с ума. Он подсел к компу и загрузил "поля Бзилковского". Аппарат загремел старым усталым диском, но чутким ухом Миша уловил новые нотки. В технике оказались задействованы мощности, о которых он и не подозревал, а потом суровую лепту внес ускоритель-и пошла писать губерния.

После надписи, что задействован старый канал, на монитор полезло нечто объемное, состоящее из многих переменных величин, и Миша с изумлением понял, что открытые им "поля" лишь малая толика существующего информационного изобилия. Он сбросил данные в буфер, но информация все прибывала, ей не было конца, планы пошли, схемы, табулеграммы. Мишу охватил сладкий ужас оттого, что его вот-вот вычислят, и одновременно он испытал дикое возбуждение, возрастающее с каждой секундой, с каждым вновь полученным файлом. Не имея сил больше сдерживаться, он испытал настоящий первый в своей жизни оргазм.

Он уже ничего не соображал, сидел с вытаращенными глазами, когда зажегся свет и Феликс издевательски сказал:

— А я думал, кто здесь орет, а это братишка односторонним сексом занимается. Но ничего, Миша занимайся, это говорят полезно, только на стул постели что-нибудь, коллекционная надо сказать мебель.

Миша ничего не сказал на это, только руки его шарили по столу, ища кнопку экстренного выключения, не имея сил оторвать взгляд вытаращенных в ужасе глаз от монитора. Он застыл, как застывают артиллеристы, видя наводимое прямо на них беспощадное дуло танка.

С неприятным дребезжащим звуком из центра монитора вытянулся яркий световой пунктир, словно от лазерного прицела. Комп затих, будто подавился, понимая, что жить ему осталось ровно столько, сколько лучу понадобится, чтобы найти цель.

— Выключай, идиот! — крикнул Феликс, и Миша словно опомнившись, оторвал взгляд от ползущей, словно тарантул красной спицы и вдавил кнопку.

Луч втянулся в монитор. Монитор полыхнул белым, да таковым и остался навек. Компьютер горел открытым пламенем, стрелял лопающимися от температуры дисками. Миша, презрев боль, выхватил один из раскаленного нутра. Того корежило и пузырило. Словно пирожок Миша перекидывал его из руки в руку, это было все, что осталось от памяти.

— Что здесь происходит? — отец стоял в дверях, очков у него по-прежнему не было, и он смотрел на них, оттягивая веки. — Миша у тебя штаны мокрые, но это в твоем возрасте бывает. Просто ты начинаешь превращаться в настоящего мужчину, как и твой отец. Вы не находите что пахнет горелым?

— Как ты думаешь, они нас не вычислили? — спросил Феликс, игнорируя отца, словно его не существовало в природе.

— Тогда они были бы уже здесь. Я думаю, это была программа-ликвидатор. Жест отчаяния, когда они поняли что им не вычислить Жильбера Мукалтуша никогда.

Феликс скептически покачал головой, разглядывая компьютер, изуродованный, словно от прямого попадания снаряда. "Если это жест отчаяния, тогда какой же у "Гелиона" жест агрессии?" — подумал он.

Генерал Керенский свою работу любил, потому что за нее получал много денег. Он продавал все: адреса и фамилии важных свидетелей, финансовые данные на бизнесменов и бизнесвуменов, листы из уголовных дел и за особую плату сами уголовные дела целиком. Вскоре он стал уважаемым человеком. Все знали, что у него железное слово, и что если он сказал, то продаст все.