— Сэмюэль… о Сэм…

— Он говорит, что его можно называть просто Сэм, — разъяснила девушка. — А я… мадемуазель Софи, если угодно. Простите, а как ваша имя?

— Николя, — сообщил Коля и поморщился. Но что он мог еще сказать?

— О, Николя… А можно «Ник»? Как это принято в Америке.

— Разумеется! — обрадовался Коля.

Мадмуазель Софи обернулась к Сэму и указала на Колю:

— Ник…

— Ол райт! — Сэм протянул мимо девушки ладонь. Она была широкая и твердая. Сэм крепко потряс Колину руку — так, что она чуть не выскочила из плечевого сустава. Коля осторожно освободился и спросил:

— Вас, наверно, интересуют сувениры?

— Да… и они тоже, — кивнула Софи. — Но прежде всего мы хотели бы видеть интересные места. Мы много читали про осаду. Она чем-то похожа на нашу недавнюю войну…

— В которой освобождали негров?

— Да-да… Но мы не хотели бы ходить с толпой. Тем более, что мы уже отстали… Не могли бы вы показать нам знаменитый Малахов курган и… вообще, что сочтете нужным. Вам, наверно, известны здешние примечательные места?

— Конечно, мадемуазель!

Прогулка обещала быть интересной. Софи и Сэм казались славными. К тому же — из-за океана, из тех краев, где индейцы, Кордильеры, мустанги, Ниагара…

Софи обернулась к Сэму и что-то пощебетала по-английски. Сэм ответил, озабоченно сведя брови.

— Он говорит, что будет несправедливо, если из-за прогулки ваша коммерция потерпит убыток. Во сколько вы оцениваете весь свой товар?

Будь это англичане или даже французы, Коля не постеснялся бы. Но сейчас он сказал честно:

— Все вместе где-то не больше полтинника. Если вот с этой скорлупой… — и качнул пальцем тяжелый осколок бомбы.

Оказалось, что американцы запаслись русскими деньгами еще у стамбульских менял. Софи аккуратно отсчитала Коле пять новеньких гривенников, а Сэм обрадованно завязал все сувениры в узелок — в ту ситцевую тряпицу, на которой они были разложены. Затолкал узелок в нечто похожее на маленький саквояж (он снабжен был ремнем, чтобы носить на плече).

Они зашагали втроем. Софи посередине, Сэм слева (под руку с ней), Коля справа — чуть забегая вперед и оглядываясь. Вышли к оконечности бухты, свернули от рынка налево. И еще раз налево. Двинулись вдоль трактиров, лавочек и мелких гостиниц, что облепили исполинские развалины Николаевской батареи. Справа зеленел всяким чертополохом и желтел проплешинами Городской холм. Кое-где на нем алели крошечные маки.

Коля вел себя как добросовестный проводник. Показал и недостроенный храм-усыпальницу на вершине холма, и памятник Казарскому среди молодых акаций на Малом бульваре, и уцелевший дом Морского собрания, где во время осады был перевязочный пункт — печальное хозяйство знаменитого хирурга Пирогова.

Через площадь вышли к Графской пристани с ее белой колоннадой и спасенными при осаде двумя статуями и львами. По широкой лестнице спустились к причалу. Под теплыми досками настила хлюпала мелкая волна. Иногда выплескивалась через щели и прохладно щекотала ступни. Мадмуазель Софи весело ойкала и подбирала оборчатый подол, показывая белые башмачки с кнопками. Яличники хриплыми голосами наперебой зазывали пассажиров. Пахло копченой скумбрией — ее тут же продавали словоохотливые тетки. Толстый городовой в белой рубахе и при сабле покрикивал на теток, чтобы убирались — не положено, мол. Те отмахивались.

Коля среди яличников увидел знакомого.

— Василий Андреич, туристов везу на Корабельную. Из Америки…

— Ишь ты! Ну, хоть из Америки, все равно пятачок. Не обеднеют, небось.

Коля отдал свой пятак — тот, что получил за сардинскую бляху. Мадемуазель Софи, увидев это, замахала руками, полезла в усыпанный бисером ридикюль. Коля решительно покачал головой. Ему нравилось быть хозяином.

Ялик резво запрыгал на мелкой зыби.

Коля не забывал про свою задачу и здесь.

— Вот это, на мысу, Павловский форт. А слева, на том берегу, Михайловский. К нему во время осады протянули наплавной мост, по которому отошла армия…

Софи быстро переводила Сэму Колины слова. Он понятливо кивал (видимо, слышал про мост раньше). И улыбался Коле глазами.

— Ловко ты с ними чешешь языком, — уважительно заметил Василий Андреич.

— О чем это он? — спросила мадемуазель Софи.

Коля перевел.

— А где вы учились языку?

— Дома…

— О-о… Вы родились в этом городе, Ник?

— Нет, мы переехали сюда прошлой осенью. Из Петербурга… Но я уже привык здесь…

— Вы, наверное, сын моряка?

— Я сын морского врача… А здесь при осаде погиб мой дядя.

— Как жаль, что Франция и Россия оказались здесь врагами, — вздохнула Софи. И перевела Сэму. Тот что-то ответил.

— Сэм говорит, что война это вообще… не знаю даже, как сказать… Сэм, ну как вы можете! Такие выражения при ребенке!.. Конечно, не стану переводить!

— Скажите Сэму, что я понял, — насупленно улыбнулся Коля. — И что согласен…

Ялик ткнулся у к низкому пирсу у Корабельного берега. Отсюда тянулся проход между каменными белыми стенами. Длинный, чуть не с версту. У стен синел цикорий и росла высокая трава, похожая на крошечные пальмы. С виду красивая, но если сорвешь и разотрешь между пальцами — запах ужасный. Растение это потому и называли вонючкой. Коля это рассказал Софи, а слово «вонючка» перевел деликатно — «неприятный аромат».