Шрифт:
Ладно… Все равно доктор не узнает, что Коля смотрел это. Сейчас он аккуратненько положит листок как прежде, поставит книгу точнехонько на прежнее место и думать про нее больше не будет. Тем более что и правда — тайн любви она не открывала. По крайней мере, той рыцарской любви к прекрасным дамам, о которой Коля читал в книжках и какую мечтал встретить когда-нибудь сам…
Он утвердил увесистый атлас в ряду других томов, взял из другого шкафа «Путешествие на шлюпе «Камчатка» капитана Головнина и с чувством нашкодившего, но не уличенного сорванца устроился в кресле. Принял самый благопристойный вид. И словно бы наградой за эту благопристойность было шумное возвращение доктора и тетушки, которая порывисто обняла «дорогого Николя».
— Ты соскучился? Чем ты тут без нас занимался?
— М-м… вот, читаю…
При этом показалось, что доктор глянул хитровато. Коля поспешно спросил:
— Борис Петрович, а у вас правда есть револьвер?
Доктор по-петушиному дернул головой.
— О да! Но он остался без применения. На дорогах Тавриды мир и спокойствие, хотя недавно имели место романтические слухи…
Затем было чаепитие (вместе с пришедшей из церкви Екатериной Петровной), рассказы о Симферополе и возвращение домой.
Через несколько дней Татьяна Фаддеевна обмолвилась, что слышала в пароходной конторе про ремесленную школу, в которую будут набирать мальчиков из семей служителей РОПИТа и мастеровых.
— Это говорит, что жизнь в городе набирает силу, не правда ли, мон шер?
— Тё-Таня, а вы ведь тоже вроде служащей РОПИТа! Раз помогаете в их лечебнице…
— Ну и… О Боже! Уж не собираешься ли ты поступить в эту школу?
— Пуркуа па? — весело сказал он. — Чего все время дома сидеть? В школе, наверно, будет нетрудно. И вовсе не помешает гимназическим экзаменам. Зато познакомлюсь поближе со здешними ребятами…
— Ты это всерьез?.. Я спрошу в Правлении…
В голосе тетушки слышалось осторожное удовольствие. Чем больше Николя занят делом, тем полезнее. К тому же она никогда не была против сближения мальчика с представителями воспетых Некрасовым народных масс.
Две речи директора
В тот именинный вечер, когда Саша подарила Коле осколок древней вазы с кентавром, случилось еще много событий.
После ухода Лизаветы Марковны и Саши, Татьяна Фаддеевна сказала:
— Ты бы рассказал все-таки, что сегодня было в школе…
— Да ничего особенного…
— Ну как же! Ведь открытие…
— Ну, открытие… А настоящие занятия будут после Рождества. А сейчас только всякие вступительные, два раза в неделю, потому что не все еще готово… Построили в коридоре в два ряда, начальство пришло из пароходства, молебен был. Хорошо, что не длинный…
— Николя!
— А зачем длинный-то?.. Потом директор говорил речь…
Директор был пожилой, солидный, с расчесанной на две стороны русой бородой. В мундире с флотскими пуговицами, вроде как у Бориса Петровича. Он оглядел две пестрые шеренги неспокойных, не привыкших еще к школьному порядку новичков и начал неожиданно густым голосом:
— Господа…
Сорок учеников разом примолкли. Некоторые даже в неудобных позах: кто-то хотел сей минут локтем наподдать соседа, кто-то неловко вытянул шею — так и замерли. Потому что никто никогда не слышал в обращении к себе столь уважительного слова. Разве что Коля в прогимназии да в короткую бытность морским кадетом…
— Господа… Более десяти лет прошло с той поры, как закончилась кровавая война, превратившая наш город в руины. Те, кто пришли тогда к нам врагами, горькую цену заплатили, чтобы завладеть городом. Да и можно ли сказать, что завладели полностью? Армия наша для сбережения сил оставила Южную сторону, но Северная оказалась противнику не по зубам, она щетинилась могучими укреплениями с тысячей орудий и готова была дать такой отпор, что враг уже и не помышлял о новых баталиях. Заключивши мир, противник вернул нам хотя и разрушенный, но покрытый славой город и отправился восвояси. И с той поры если мы и видим здесь англичан и французов, то не как победителей, а как туристов, кои приехали к нам вспомнить осаду, где обе стороны — это надо признать — проявили немало доблести. Доблесть русская, однако, имела в себе не в пример больше чести, ибо мы защищали свою землю…
Да, больно видеть, господа, развалины, которые до сих пор составляют большую часть города. Но жизнь берет свое. Строятся новые храмы и дома, растет число жителей. И главная наша забота — флот. Не могут быть пустыми наши прекрасные бухты, самим Господом созданные для процветания морской жизни.
Самое горькое для нас, чего добились в прошлой войне враги, это запрет нашей державе иметь на Черном море военный флот. Но что было запрещать? Почти все наши линейные корабли и фрегаты погибли в дни осады, геройски закрыв собою проход в бухты. Флота не стало. А когда построим новый, всякие иностранные запреты будут нам не указ.
Строить же новые корабли будут молодые мастера, коими станете вы. На верфях наших нужны умелые руки и умные головы, чтобы корабли получились на славу. Для того-то попечением Российского Общества Пароходства и Торговли открыта наша школа. Я, директор ее, льщу себя надеждою, что главное усердие ваше вы потратите на прилежание и овладение всеми ремесленными навыками, коим станут обучать вас наставники, а не на легкомысленные развлечения и шалости, которые хотя и извинительны для детского возраста, но мало способствуют школьной пользе.