Спрыгнули, окатили друг друга теплой водой, сели на нижней полке, чтобы отдышаться.

— Маркелыч, вы тут говорили про какого-то Ерофейку. Это кто?

— Да трюмник, — небрежно отозвался Маркелыч. На скулах и усиках у него весело блестели капли. — Прижился тут, а с какого корабля, не говорит. Они этого не любят.

— К… кто не любят? — слегка обмер Коля. Уже не от жара, а от озноба.

— Да трюмники же… Ты разве про них не слыхал?

— Нет… Они кто?

— Ну, коротко говоря, существа такие… Ты небось про карликов да гномов сказки читал?

— Д… да…

— Ну вот. Я тоже читал, еще когда в кантонистах был. Приносил нам такую книгу капитан-лейтенант Барашников, доброй души был, случалось, баловал нас, мальчишек… Из той книжки я и узнал про гномов. Только они, гномы-то, в лесах да в горах обитают, а трюмники в кораблях, в глубине. Потому и название такое… В начале осады, когда велено было затопить поперек бухты корабли да фрегаты, трюмники с них, ясное дело, перебрались на берег, тонуть кому охота… Их там, на больших-то кораблях, даже не по одному, а по нескольку в каждом жило… Как уж они осаду на суше пережили, не знаю, может, и не все уцелели. Однако же уцелели многие. А после войны стали обустраиваться. Судов-то осталось мало, вот и начали расселяться по банькам да погребам.

Коля слабым голосом сказал:

— Вроде как домовые? — Это он чтобы Маркелыч не заметил его обмирания.

— Ну, вроде… Только флотского происхождения. Оно и понятно, город-то корабельный…

— Но ведь это же, верно, сказки, не более того?

— Сказки не сказки, а от Ерофейки никуда не денешься. Как придешь печку разжигать, он за ней обязательно возится. Или на полке среди веников. Или бороду выставит, на тот же веник похожий, да глядит с любопытством. Раза два я с ним даже разговор заводил, только беседует он без охоты. Два слова скажет — и в закуток… Да ты не бойся, он, Ерофейка-то, смирный. Да и нет его сейчас. Я же говорю, он от сильного жара норовит сбежать на двор…

— Я и не боюсь, — жиденьким голосом сообщил Коля.

— Вот и ладно… Ты тут побудь с минутку, а я квасу принесу. Хорошо кваску-то после всего глотнуть, а я заранее не прихватил…

В открытую дверь Коля видел, как в предбаннике Маркелыч накинул на голое тело бушлат и в таком виде выскочил наружу. И… что же это! Святой Николай Угодник, спаси и сохрани! Конечно же, не один Ерофейка, а не меньше дюжины трюмников и всяких других существ ожили по углам. Зашелестели у печки, затрещали, будто слюдяными крыльями, на полке, замелькали по углам мохнатыми тенями. Тряхнешь головой — нет никого. Посидишь тихо две секунды — и опять… Маркелыч, он злодей! Нарочно рассказал всякую жуть и сбежал, чтобы мальчишка здесь настрадался среди страхов! Надо бежать, пока не поздно!

Однако шевельнуться было страшно. Может, лучше замереть? Голышом не побежишь, а пока одеваешься, кто-нибудь обязательно схватит за бока… К тому же, если шевельнешься, от разжижающего страха может случиться совсем нехорошее дело. Конечно, в банной сырости это незаметно, однако как потом вспоминать такое?..

Маркелыч шумно возник на пороге с глиняным кувшином в руках.

— Вот, попробуй-ка, что за квасок Настенька готовит! Как глотнешь — разом будто все атаки отбил. Полный отдых душе и телу.

Коля торопливо глотнул. Квас и правда был замечательный. В меру прохладный, пахучий, шипучий, разбежавшийся по жилам пушистыми щекочущими шариками… А Маркелыч был… вовсе ни какой не злодей! Наоборот, замечательный Марелыч! Потому что вернулся так быстро! А про Колины страхи он, конечно же, и не догадывался. И чтобы не догадался впредь, Коля глотнул еще и бодро сказал:

— Спасибо! Маркелыч, а на тендере «Курган», на котором вы ходили, есть трюмник?

— Да кто же его знает? Не встречал. Они же не всегда на людях показываются. Да скорее всего, что и нет. Который прежде был, ушел небось за матросами, когда оставили тендер в Синекаменной бухте. А новый так и не завелся…

— Значит, «Курган» — это правда «Македонец»?! — подскочил Коля. Даже про страхи позабыл.

— Федос говорит, что так. Будто бы, когда он его купил, можно было разобрать краску прежнего названия…

— А зачем он дал ему другое имя?

— Ну, решил, видать, что негоже гвозди да табак возить на славном «Македонце». Обидно, мол, для геройского судна. И получится, что вроде как к чужой славе примазываешься… Но возможно, что и врет старик. Он такой, любит поболтать да туману напустить. Может, нарочно выдает кораблик за «Македонца», чтобы найти покупателя. «Македонец»-то был ходок не в пример другим тендерам да шхунам…

— А разве Макеев хочет его продать?

— Хочет. Старый стал, не управляется… И цену, надо сказать, просит по нашим временам пустяковую, да вот что-то никто и такую не дает… Иногда сижу да мечтаю: подкопить бы деньжат да купить этот «Курган». Ходил бы куда хотел, по всему Черному морю, сам себе хозяин, волны да ветер, другой жизни не надо… — Маркелыч засмеялся. — А вашу команду взял бы в матросы. Я гляжу, вы народ дружный…

— А много ли надо денег?

— Э, да чего говорить. Вроде и не много, да нам с Настенькой столько сроду не иметь…