— Дмитрий Витальевич, вы заняты в воскресенье?

Он весело поднял брови:

— Ба! Фраза прямо из американского кино. Ты хочешь предложить мне ужин в ресторане «Солнечный Майами»?

— Нет… у меня театральное предложение…

— Ого! Это серьезно?

— Еще бы. Серьезнее некуда, — вздохнула я.

— Гм… А какой спектакль?

— «Гнев отца», по рассказу Александра Грина.

— Не слышал… В каком это театре?

— Дмитрий Витальевич, я же не на представление вас зову! То есть не смотреть, а… наоборот…

Ну и выложила ему все как есть. Дядюшка, мол, нужен… Чем дальше говорила, том больше понимала: сейчас он пошлет меня и «гнев его будет ужасен»

Не послал.

— М-да… Вся учительская логика требует, конечно, чтобы я возмутился столь легкомысленным предложением. Участвовать в детских играх!.. Или, по крайней мере, уклонился под благовидным предлогом… А рассказ я помню. Кстати, тетушка у вас есть? А то можно было бы пригласить Инну Семеновну.

Я фыркнула:

— Не надо, тетушка есть.

С тетушкой получилось очень удачно. Петруша уговорил на эту роль свою начальницу, Варвару Мстиславовну. Видно было, что та в глубине души тоже относится к нашей затее, как к «детским играм», но к роли подошла серьезно. Мы все три эпизода сняли с ней за полдня! Она изобразила этакую железную леди с неколебимыми правилами этикета, которые намерена привить и племяннику Тому. Томчик ее боялся по-настоящему (но от этого играл еще лучше).

Это все я и объяснила Дмитрию Витальевичу.

— И где должно свершаться сие драматическое действо? — спросил он.

— Ой… значит, вы согласны?

— Только чтобы остальной педагогический коллектив нашей славной школы ничего не знал. Легкомыслия у нас не прощают… Тебе ведь известно, что я и без того не совсем укладываюсь в параметры…

— Известно, — призналась я. — Все из-за дурака Булыскина… Дмитрий Витальевич, но потом ведь все равно могут узнать. После премьеры…

— После — пусть… Куда и когда приходить?

— Во Дворец творчества школьников, в два часа, я вас встречу на крыльце. Знаете, где это?

— Голубушка, я ходил в этот Дворец еще в незабвенные пионерские годы. Занимался в географическом обществе «Меридиан». у Федора Федорыча Истомина. Кажется, он сейчас там директор?

— Да… Спасибо! Ура!

Дмитрий Витальевич сыграл дядю Мунка очень даже похоже. Снимали в парке Дворца, среди старых берез и груд желтой листвы (хорошо, что ее некому было убирать). Том, гуляя по аллеям и лужайкам, постреливал из рогатки, пальнул наугад, услышал звон разбитого стекла и драпанул куда подальше. И головой врезался в дядюшку. Дмитрий Витальевич был в своем длинном пальто — вполне как у доктора Ватсона, моды повторяются — и в черном котелке, который разыскала для него старательная Маргарита. И даже с тростью. Она отлетела, когда Том врезался головой дядюшке в живот.

— Куда ты мчишься, дорогой мой Том Беринг? И не связана ли твоя поспешность с хрустальным звоном, который я только что слышал в отдалении?

Дядю Мунка можно было не бояться. Том признался, что поспешность связана. Потому что не хочется, чтобы тетушка застала его на месте преступления и опять грозила каким-то гневом, который должен приехать с отцом.

— Кстати, дядя, вы не знаете, кто он такой, этот гнев?

Ну и далее — по плану. Дмитрий Витальевич вполне справился с ролью. Его поздравляли и благодарили. И сразу дали посмотреть запись — на экранчике видеокамеры.

Он посмеялся:

— Не знал за собой таких талантов. Теперь, если уволят из школы, пойду во МХАТ. Или в крайнем случае в местный ТЮЗ…

С Томчиком они распрощались с особенным дружелюбием, пожали друг другу руки…

Снимали, снимали, и вдруг оказалось, что сделано очень много. Осталось два-три последних эпизода. Тут работа застряла. Ребята из кружка «Умелые руки» все никак не могли переделать сухой разлапистый пень в туземное божество — то, что привез домой на память о дальних берегах капитан Беринг. Именно в это страшилище должен был стрелять Том и «убить на веки веков» страшного Гнева, мысли о котором угнетали его душу. Уже и каникулы прошли, а чудище все не было готово. Петруша взывал к совести «умелоручного» руководителя, но тот ссылался на какие-то причины…

Томчик однажды во Дворце отвел меня в сторонку.

— Женя, можно я спрошу про одно… про свое сомнение?

Он чаще общался с Люкой — она его приводила во Дворец и провожала домой, заботилась о костюме и все такое прочее, — но я видела, что мне он доверяет все же больше, чем ей. Вот и сейчас…

— Спрашивай, конечно, Томчик… — Я чуть не добавила «про свое сомнение», но он тут же учуял бы шутку, пусть самую безобидную. — Что случилось?

— Вот я должен буду стрелять… в этот страшный пень… а он на самом деле кто? Какой-то африканский бог?