Пахло сырой известкой и железом. Пашка шел впереди. Иногда он шепотом чертыхался: горячий стеарин капал ему на руку.

Мне казалось, что мы спускаемся к центру Земли. Уж первый этаж-то мы явно миновали давным-давно…

Сейчас скажу: кончай свою загадочную дурь, объясни все как надо!.. Я не успела — лестница кончилась.

Привела нас лестница в сырую холодную комнатку — этакая внутренность куба из кирпича. Здесь стояли несколько железных бочек, а к одной стене были наклонно прислонены полусгнившие горбыли. Пашка пригнувшись нырнул под них и поманил нас. Под этой косой, пахнущей плесенью крышей мы разглядели ржавую, с крупными заклепками, дверь. Ну, прямо средневековье! И скрип у двери был «средневековый», как в кино про рыцарские замки — это когда Пашка потянул на себя могучее висячее кольцо. Дверь нехотя отошла наполовину.

Пашка снова поманил нас.

И мы попали в настоящий подземный ход.

Высота была метра два, ширина около полутора… Сводчатый потолок и стены — вперемешку из кусов гранита и кирпичей. Под ногами — ровные каменные плиты. Шаги и шепот отзывались глухим эхом. Коридор оказался извилистым — не разглядишь, куда ведет.

Пашка наконец снизошел до объяснений:

— Мы этот путь нашли в прошлом году с Валеркой Завьяловым. Хороший такой парнишка, тоже в кружке занимался. Жалко, что потом уехал в Хабаровск… Мы вот так же однажды бродили по дворцу украдкой, тайны разыскивали, и вот… Этот ход, наверно, еще Арамеев строил для своих тайных дел…

— Неужели про него никто не знает? — удивилась я.

— Может, кто-то знает, да помалкивает. А может, и никто… Кому он нужен-то сейчас…

— Нам, — сказала я. — Долго он еще будет тянуться? И куда мы придем?

Пашка сообщил, что недолго. А придем в парк.

— Надеюсь, там выход не замурован? И не заперт?

— Заперт, конечно, — «успокоил» Пашка. И хмыкнул. — Зачем подземные ходы держать открытыми? Мы с Валеркой и заперли, на могучий старинный замок, чтобы никто с той стороны совался. Пусть думают, что это вход в кладовку для дворников, если увидят…

Я напомнила:

— Имей в виду, ребенку пора домой.

Томчик не обижался на «ребенка», знал, что это шутя. Сейчас он уже не держал мою руку, шел впереди меня, следом за Пашкой. Оглянулся:

— Женя, я вспомнил! Папа сегодня на дежурстве, можно не торопиться.

— Это хорошо… Однако моя мама не на дежурстве, — проворчала я.

Ход раздвоился.

— Нам направо, — сказал Пашка.

— А что налево? — шепотом спросил его спину Томчик.

— Там тупик… Там мы с Валеркой однажды нашли револьвер.

Томчик споткнулся.

— К… какой револьвер?

— Обыкновенный. Наган… Наверно, с давних времен лежал.

Томчик опять сбил шаг. Мне показалось, что он стал чего-то бояться. Я бодро сказала:

— Ох и сочинитель вы, Павел Капитанов.

— Ничуть не сочинитель. Он лежал среди кирпичей, в выемке. Завернутый в тряпицу. Раньше тряпица была, наверно, промасленная, но к нашим дням вся ссохлась. А наган ничего, не ржавый. В каждом гнезде барабана патрон. И еще несколько патронов отдельно, россыпью…

— Врешь, — сказала я. Надо было что-то сказать, потому что я чуяла: Томчику явно не по себе. Пашка-то этого не видел, шел не оглядываясь.

— Ничуть не вру… Наверно, в те годы, когда здесь была ЧК, кому-то из заключенных готовили побег и специально для него положили туда оружие. Сообщники…

Томчик повертел головой, словно от воротника у него чесалась шея.

— Паша, а он теперь где, этот… наган?..

— Далеко…Мы с Валеркой вынули патроны, пощелкали курком, а потом все это дело утопили. Тут же в парке, в пруду. Он глубокий.

— Врешь, — опять сказала я. Потому что где это видано, чтобы два шестиклассника нашли боевой револьвер с патронами и добровольно выкинули его! Фантастика…

Пашка досадливо шевельнул спиной.

— А чего с ним было делать? Не игрушка же. В каждом патроне, может, чья-то человеческая смерть сидит… Сперва хотели, конечно, пойти в овраг, пострелять по банкам, да поняли: услышат люди, сбегутся… Валерка сперва говорил: давай сдадим в милицию, нам премию выдадут. А потом мы сообразили: тогда ведь придется про подземный ход рассказать и его сразу же закроют. А он нам еще может пригодиться…

Мы с полминуты шли молча, и вдруг Томчик спросил полушепотом:

— Паша, у тебя есть с собой спички?

Да, Томчик в самом деле боялся, Пашка тоже это понял.

— Конечно, есть. Боишься, что свечка погаснет? Снова зажжем.

— Я… нет. Наоборот… — В голосе Томчика дрожали слезинки. — Можно погасить ее на минуточку? Мне… очень надо…

Пашка тут же дунул на свечу. Запахло дымом погасшего фитиля. И в этой полной, пропитанной свечным запахом тьме, Томчик негромко выговорил: