Ему ни за что бы не сориентироваться в чужих горах, если бы в зеркале его глаз не отражалось и не отпечатывалось все-все, когда их колонну гоняли день за днем по шоссе на рубку мачтовых сосен. Не случайно он выбрал себе и этот путь, хотя с ним и не согласились его товарищи — те трое, что бросились от шоссе вправо. Этим путем он обязательно должен выйти к руслу потока, который стекает из седловины в горах, с ледника, вниз к фиорду. И потом нужно только строго придерживаться русла потока. Если на фиорде не удастся набрести на сговорчивого хозяина рыбацкой шхуны, который согласился бы перевезти его через пролив, то ничего другого не останется, как украсть шхуну. А что же еще делать?

А за проливом — Дания, материк, там можно будет опять нырнуть на платформу под брезент и теперь уже не слишком забываться и не спешить чувствовать себя на чужой земле, как дома.

Товарищи Андрея отказались от этого пути и предпочли ему свой: все время сухопутьем — в Швецию. Кто знает, может быть, потом Андрей и увидится с кем-нибудь из них и доподлинно узнает, как им удалось уйти от погони.

Но тут же ему приходится и отказаться от этой надежды. За его спиной, по ту сторону шоссе, вдруг сразу прекратилась, оборвалась беспорядочная стрельба, и зловещая тишина повисла над горами. Можно наверняка сказать, что это должно означать. Слышно, как там весело взлаивают собаки, как всегда, когда они возвращаются с удачной охоты. Но это также означает, что сейчас они возвратятся назад по шоссе и займутся поисками четвертого.

Необходимо идти побыстрее. За это время Андрей углубился в торы километра на три, на четыре. Идет он правильно. Отдаленный звук потока, жужжащего в ущелье, как рой пчел или ос, приблизился, превратился в гул. За ним неотступно катился в горах другой — эхо. Туман… От собак он не может спасти. Сейчас по их виноватому, жалобному тявканью и по окрикам охранников можно догадаться, что они еще мечутся из стороны в сторону вдоль шоссе в поисках следа, но это не будет продолжаться особенно долго. Постепенно они станут все дальше и дальше отбегать от колонны, расширяя круги, и в конце концов обязательно дойдут и до места, где Андрей повернул от шоссе в горы.

Но если даже им сегодня и не поможет этот их прием, рано или поздно их должна будет навести на след кровь, оставляемая на камнях в горах босыми, израненными ногами Андрея. Когда ротенфюрер Карл сказал, что там принимают и разутых, он не знал, что Андрею еще предстоит совершить этот путь по горному бездорожью в тумане. В сером сумраке нога слепо нащупывает тропу, натыкается на острый излом, на сколок с гранита. На ступне, на щиколотке остается ссадина, порез, а на граните — пятна крови и багровая роса мельчайших крапин. И из самого маленького пореза, из царапины, оказывается, может выбежать много крови, и главное — ее ничем не остановишь. Прежде стоило лишь послюнить ссадину и заклеить ее листком. Но этих камнях только и растет ржавый мох, а повыше, в складках гор, — сосны и кедры.

Как и всегда в таких случаях, эсэсовцы уложили сейчас всех пленных вниз лицом на шоссе, и кто пошевелится, тот и останется потом лежать с круглой дырой в затылке. Товарищи Андрея сейчас лежат грудью на мокрой булыжной груди шоссе и тоже по тявканью собак, по окрикам охранников силятся определить, далеко ли он уже успел уйти за это время от погони. И вдруг тявканье прекратилось.

Так и есть, теперь они молча идут по следу! Вот когда началась охота. С этой минуты, кроме однообразной, угрожающей песни быстротечного потока в горах, — ни звука.

С котелка бурачного варева быстро не побежишь в горах, перескакивая с камня на камень. И с этим серым месивом — с туманом — можно мириться лишь до поры, пока он еще скрывает тебя от погони. Его нужно разгребать руками. Почему такие вязкие, непроницаемо густые выпадают в горах Норвегии туманы?

Он возвращается по своим следам назад и потом круто берет влево, выходя к руслу потока. Вскоре за его спиной пробежали мимо собаки, и вот уже они опять виновато, жалобно заскулили.

Тем временем он вышел к потоку и пошел вниз, вдоль его русла. Нет, он забрел в воду и идет по щиколотки в воде к фиорду. Пусть они думают что он переправился через поток и поищут его на той стороне ущелья.

Так мало осталось мяса под кожей у Андрея, что студеный холод горной ледниковой воды тотчас же достал до костей и, как жестким обручем, охватил его ноги. А стремительное течение даже здесь, на мелководье, так и хочет свалить его с ног и завертеть с порога на порог, как вертит оно темные коряги-корневища и гнилые стволы рухнувших где-то вверху в эту горную реку мертвых кедров и сосен.

Ему не под силу идти в этой быстрой и холодной, как лед, воде. Метров через пятьсот или шестьсот он вышел из нее на берег и сел на плоский камень спиной к другому — побольше этого — камню. Ноги он свесил в воду: у него нет другого средства остановить кровь, хоть их и сжимает холодом, как тисками. И сейчас же окрасилась кровью, окаймилась желтыми каемками вокруг его ног ноздреватая белая пена потока.

Сперва он сидел на камне, привалившись к другому камню спиной, а потом стал медленно сползать по граниту как-то в сторону, боком. Надломилась на тонком стебле шеи голова, упала на плечо… Она-то и перевесила его тело. Так и лег он на камень боком.

Ничего нет зловещее этой тишины в горах, отчеркнутой ревом потока. Разбуженный ею, Андрей вздрогнул и поднял голову. Ищейки смолкли. Значит, опять уверенно взяли след и выполняют свою работу.

И теперь, в третий раз, они вряд ли дадут обмануть себя какой-нибудь новой уловкой.