И зубы орловских ребят, молодые крепкие зубы, перекусывавшие медную проволоку, к этому времени у многих висели на ниточках. И когда солдаты хрипло кричали что-нибудь друг другу, эти желтые источенные лопаточки пошатывались в разные стороны.

— Ну, как они эту солому жрут? Скажите, на милость? — терзался Матиевский. — Как это им удается? Это же колючая смерть!

Он выплюнул кусок изжеванной соломы.

— Нет! Не хочу быть ишаком. Не хочу жрать солому. Хочу маленький шашлык из баранины. Во-от такой маленький…

Матиевский широко разбросил руки.

— О-о-о, дайте мне пожрать…

— Заткнись, — рявкнул сержант Богунов. — Приказываю! О жратве ни слова. Кто только заикнется о харчах, тому наряд вне очереди…

Но только мысли у всех были единственно о еде. И она представлялась всем в разнообразных салатах и намасленных блинах горкой, густыми щами и наваристым борщом, кулебяками и расстегаями, русскими пирогами с рыбой и прочим, от чего сосало под ложечкой и слабели ноги.

— Подлость какая, — ворчал Матиевский, — даже помечтать не дадут…

И мутный взгляд его ласкал худые бока ишаков.

— Интересно, из ишаков шашлык делают? Оч-чень интересно…

И даже ишакам становилось не по себе от его волчьего взгляда.

Они быстрее семенили худыми ножками.

— Не смотри так, Сережка, — качал пальцем Осенев. — Нечего так смотреть. Нехорошо…

— А подыхать с голоду хорошо?

— А может, правда, попробуем ослятинки? A-а, ребята..

— А что?.. Конину едят… Собак едят… Даже змей жрут и не давятся…

— Вы сначала мною подавитесь, — огрызался Осенев. — Это же полезное животное.

— Вот именно полезное… Для желудка…

— Ага, для пищеварения…

Шульгин уже хотел прекратить прения, как вдруг один из ишаков, испуганный жадными взорами, соскользнул с натоптанной тропы и провалился в глубокий снег по самое брюхо, забарахтался в нем. Тщетно сучил худыми ножками. И все вспомнили, что это был всего-навсего загнанный зверь, измученный на войне почти до смерти.

— Вот дурашка, — заворчал Матиевский и первым бросился в снег.

За ним бросились другие солдаты, и все они протянули руки под мокрым брюхом.

— И-и-и раз, — заревел Матиевский, — и-и-и два-а…

И солдаты рывками выдернули ишака из снежной ямы и вытолкнули его на твердый наст. Ишак лег на живот, завалился на бок, с облегчением вытягивая тощие ноги.

— Не боись, — зашумел Матиевский, — не съедим. Мы шутим. Мы ослов не жрем. Мы их только слушаем. У нас на Родине очень любят слушать ослов. И-и-а-а-а…

— Иа-а-а, — подхватил ишак и довольно затряс грязной челкой.

— Понимает, хоть и на четырех ногах, — засмеялся Матиевский. — Живи, живи, колбасный фарш. Живи, окорок…

Санитарный пакет, приколотый к бронежилету солдата булавкой, неожиданно прыгнул лягушкой и свалился на снег. Матиевский подхватил санпакет и с сожалением посмотрел на сломанный крючок. Только и осталась от лопнувшей булавки острая спица.

— Во-от, до чего доводит доброта, — махнул Матиевский сломанной булавкой и вдруг стремительно выгнул руку и уколол ишака в мокрый, покрытый снежным крошевом зад. Просто так. Для куража… Смеха ради…

От неожиданности животное нелепо подпрыгнуло, подобрало коленца под тощие ребра, лягнуло копытцами воздух и вдруг понеслось вперед по тропе, напрягая последние силы.

— Стой, дурное, куда?! — завопил Матиевский.

Но всполошившийся ишак только прибавил прыти. Он несся по утоптанной дорожке, мотая вислоухой головой, взбрыкивая, и хвост у него яростно хлестал по снегу.

— Вот же, осел, — кричал позади хлесткие голоса, — куда ж ты пре-есся?..

Но ишака уже вынесло впереди всех. Изредка он оборачивался, скаля желтые зубы, и даже холка у него встала дыбом.

Матиевский выбрался из снежной западни и едва припал на одно колено от смеха, как вдруг блеснуло впереди режущим светом. Оглушающе лопнул воздух. Посыпались вокруг комья грязного снега, каменный град мелких осколков.

— Ложись, — запоздало крикнул Шульгин.

И вся шульгинская группа повалилась на снег.

Лицом вниз, руками за головой.

Матиевский снова скатился в снежную яму.

Осенев прижал мокрый лоб к коленям.

Шульгин закрылся вещевым мешком.

Все случилось в одно мгновение. И только напряженный слух уловил за страшным взрывом жалкий вопль погибшего животного.

Все выяснилось через несколько минут.

Отчаянный бросок животного по утоптанной душманами тропе, спас жизнь многим солдатам.