– Да просто не пойму, что ты хочешь услышать, – безразлично проговорил майор.

– А все хочу. Состав банды, ее цели – все. До мельчайших подробностей. Пойми, Спиридоныч, тебя еще не поздно вытащить. – В кабинете никого больше не было, но полковник рефлекторно огляделся и понизил голос. – Можно попробовать составить задним числом бумагу, будто ты оказался у них, выполняя задание. Ну, внедрение и все такое прочее, ты сам прекрасно все эти штуки знаешь. Конечно, можно здорово погореть, но может и проскочить. И еще… – Полковник отвел взгляд. – Ты это… ты хоть со следствием в случае чего сотрудничать намерен? Ну, если попросят показать, где их поземные бункеры, кого из пособников ты запомнил, ну, всякое такое. Ты мне хотя бы расскажи, без протокола.

– Да пойми, наконец, Михалыч, мне просто нечего рассказать, – сказал майор. – Банда самая что ни на есть обычная, руководят ею три латыша. Сначала их и было всего трое, потом к движению стало потихоньку присоединяться местное население. В данный момент нас уже человек девяносто, и состав постоянно пополняется.

– А говоришь, нечего сказать, – пробормотал пораженный прозвучавшей цифрой полковник, отметив про себя это майорское «нас». – Он лихорадочно водил ручкой по бумаге, стараясь успеть за наконец заговорившим товарищем. – Говори, говори, хотя это просто бред какой-то. И не думай, это не протокол, это я для себя пометки делаю, чтоб не забыть.

– Почему бред. Что тебе непонятно?

– Ну, например, за каким хреном к нам занесло этих лесных братьев. Не сельсоветы же с комсомольцами искать.

– Они не лесные братья, они национальные партизаны! А как занесло… А как их занесло когда-то в Россию делать Великую Социалистическую революцию? А во время Великой Отечественной войны? Это неугомонного сердца люди, неутомимые борцы за историческую справедливость и всеобщее равенство. Ты просто не можешь себе представить масштаб величия этих людей.

– Хорошо, хорошо… Каким образом они у нас появились, я хотел сказать. Ну, конкретно.

– А конкретно они пришли с монголами. Когда те проходили мимо нас, севернее, латыши, их союзники, отделились от основных сил и подались в наши леса.

– Но зачем, черт возьми!

– Ну, так надо. Где еще воевать партизанам, как не в лесу.

Полковник прекратил писать, посмотрел на друга, задумчиво почесал нос кончиком шариковой ручки.

– А против кого они здесь воюют?

– Ну как… За свою независимость.

Полковник прекратил чесать нос.

– За свою независимость?

– Ну да.

– У нас, в России?

– Ну, понимаешь… – Майор внезапно заволновался, как волнуются некоторые виды психических больных, когда им начинают перечить или не принимают сразу на веру то, что они говорят. – Понимаешь, они мне объясняли, просто я не все понял. Но объясняли очень убедительно, иначе, думаешь, с чего бы я присоединился к их освободительному движению добровольно? И отчего к их движению так же добровольно присоединилось еще порядка сотни имеющих гражданскую совесть человек? Отчего сюда тайно понаехали украинцы и прочие сочувствующие… – Он, кажется, начинал волноваться все больше и больше, и достаточно опытный психолог, как и большинство достаточно проработавших в милиции людей, полковник сразу понял, что нужно делать.

– Ты их не понял, потому что они говорили на своем языке? – осторожно ввернул он, вспомнив, как расслабляюще воздействует на его сошедшего с ума друга упоминание о латышском языке.

– О, это особенный язык! – Тот, как и надеялся полковник, мгновенно перешел к состоянию бурного восторга. – Можно не понимать слов, но при этом понимать, о чем они говорят. Ты просто представить себе не можешь, что это за язык!

– Ну так объясни, – все так же осторожно попросил полковник.

– Это язык птиц, – серьезно сказал майор. И заметив взгляд старого друга, поторопился пояснить: – Нет-нет, не думай, я вполне здоров и отдаю отчет своим словам! Это же в переносном смысле. Понимаешь, их язык настолько музыкален и певуч, что когда-то один из их поэтов сказал, что это не просто язык, это язык, на котором разговаривают птицы. И это воистину так, ты просто не слышал, как они говорят между собой. Их можно слушать часами и это никогда не надоест! Мы так и делали. Рассаживались вокруг них, и слушали, слушали, слушали…

– И ты понимал, о чем они… ну, щебетали? – боясь спугнуть собеседника неудачным словом или излишне резким движением, поинтересовался полковник. Опытный оперативник, он уже прикидывал про себя, какие выгоды при положительном ответе майора можно из сложившейся ситуации извлечь.

– Увы, – горько ответил друг и полковник разочарованно выдохнул. Его выдох совпал с еще более разочарованным вздохом майора. – Их язык достаточно сложен, чтобы можно было взять его наскоком. Но это и хорошо, потому что если бы каждый желающий простолюдин мог запросто усвоить этот волшебный язык посвященных…

– Итак, подытожим, – сказал полковник. – Твои новые друзья грабили российские поселковые магазины, борясь таким образом за независимость своей страны. Так?

– Ну, не совсем… – Майор, кажется, опять впал в депрессивное состояние. – Это только так выглядит. На самом же деле там все очень сложно, и я непременно бы понял, если бы…

– Знал их язык посвященных, – закончил за него полковник. И опять задумался, пытаясь сообразить, как бы ему вытащить своего друга из просто невероятной в своей ужасающей нелепости ситуации, в которую тот при всем своем опыте умудрился каким-то образом влипнуть. Еще он подумал, что нужно узнать как можно больше о таинственном языке, на котором можно запросто зомбировать даже работников милиции.