Хуан Пабло заметил, что Малена поражена — с печальной улыбкой, обнажившей острые, очень белые зубы, он хотел было отойти. Но она не позволила. Это он!.. Это он!.. — твердила она, стараясь не думать о лице несчастного. Чувствуя себя потерянными в прозрачной пустоте, на дне пещеры, они молчали.

— Не узнаешь меня?.. — И, не дождавшись ответа, настойчиво переспросил: — Мален!.. Ты не узнаешь меня?..

Она тряхнула головой.

— Нет! Нет! Правда, нет!

— Ты не тревожься. Это не болезнь! Лицо деформировалось временно… это действие одного вида кактуса. Я жую его на ночь. Одет я под крестьянина-бедняка, и с таким лицом — может ли кто-нибудь узнать меня?

— Никто!.. — отчеканила Малена. — Я сама не уверена, ты ли это…

— Можно меня поздравить!

— А… а это не опасно?.. Страшно, если ты останешься таким!.. Страшно!.. — Поднеся руки к лицу, она закрыла глаза, застывшие, как кристаллы, перед этим ужасным видением. Затем, несколько успокоившись, спросила:

— Ты видел себя?

— Кайэтано обещал принести зеркало, но, должно быть, забыл.

— Подожди, у меня, кажется, в сумке есть, — она суетливо начала рыться, — возьми, оно, правда, небольшое, но разглядеть себя все-таки можно.

Приподняв зеркальце и сдунув с него розоватые ниточки разлохматившегося кантика, Хуан Пабло стал внимательно рассматривать свое лицо.

— Отлично!

— Отличный персонаж для «комнаты ужасов»! — оборвала его Малена.

— Тебе так кажется?.. По-моему, нет. Физиономия рабочего, преждевременно постаревшего на побережье. Из тех, кого на банановых плантациях довели до скотского состояния.

Продолжая разглядывать себя в зеркале и даже как будто любуясь искаженными чертами, он с удовлетворением сказал:

— Беспокоиться не о чем. Опухоль остается только на то время, пока я жую этот кактус, что дал мне Дуэнде. Кстати, это Пополука посоветовал мне прибегнуть к такому средству. Немалых трудов стоило достать кактус, да и прежде чем мне дали его, меня заставили пройти целую процедуру. Надо было, по индейскому обряду, встать на колени, просить прощения у земли за то, что я собираюсь сделать: изменить мои вид, изменить лицо, стать другим…

— За исключением голоса… — решилась заметить Малена.

— Постараюсь поменьше говорить и научусь гнусавить.

— Если хочешь, оставь у себя зеркальце…

— На время — пожалуй, но не в подарок, — прервал он. — Будут деньги, я тебе куплю…

— Как хочешь…

— Возьми-ка эту монетку в десять сентаво, не то — дурная примета…

— Но ты ведь его не разобьешь?

— Разбить?.. Если уж я выдержал то, что увидел в нем!

Оба они рассмеялись, и Хуан Пабло рассказал Малене обо всем, что произошло с ним после того, как во вторник ночью он покинул мастерскую Пополуки. В кромешной тьме, где компасом ему служил инстинкт, он разыскал вход в пещеру. Бродить совсем рядом с лагерем было крайне рискованно, но ничего иного не оставалось. Теперь главное было не сбиться с пути. А что делать, если он не найдет вход в пещеру?.. Вернуться к Пополуке?.. По-заячьи петлять и путать следы, пока его не схватят и не убьют?.. Он припомнил, где в прошлый раз оставил джип, и вошел в густой кустарник, заботливо охранявший покой летучих мышей. Остановился, прислушался, не идет ли кто за ним. Никого. Он услышал лишь собственное дыхание — тяжелое, прерывистое. Но стоило только ему войти в подземелье, как показалось, будто кто-то идет за ним. Ветер. Порывистый, сильный, он по-звериному подвывал у входа в пещеру. Впереди — мертвое молчание, мрак. Неизвестность пугала. Он решил остаться там, под золотистыми звездами. Он дождался рассвета и тогда спустился в подземелье. В ту самую пещеру, где сейчас он обнимает Мален, такую любимую, близкую, осязаемую, и рассказывает ей о днях и ночах, проведенных в катакомбах, где нет света — лишь бледные отблески, — а голос утекает ручейком по каменному безмолвию, рассыпаясь эхом, пока не замрет.

Малена отодвинулась, чтобы рассмотреть его. Невероятно. Посмотрела на него еще раз, и еще более невероятным, сверхъестественным показалось ей все это. Нет, это не пассажир с поезда. Не офицер в белой форме дорожника. Не рабочий, как описал его Пополука. Это странная личность… какое-то сказочное существо… обитатель подземных глубин…

Она зажмурила глаза и снова очутилась в его объятиях. Она попросила рассказать, что он стал делать, добравшись до пещеры.

— Спал… — ответил Хуан Пабло. — Страшно хотел спать, не смыкал глаз всю ночь — всю ту ночь, в Серропоме, когда меня выдворила из своего дома одна особа: «А сейчас я хочу, чтобы ты ушел…»

Малена мягко закрыла ему рот рукой, которую он стал целовать, как только в пещеру начал просачиваться свет. А потом боязливо отстранилась от его чудовищных толстых, пышущих жаром губ и упрекнула за то, что он сейчас, когда у них так мало времени, вспоминает о всяких пустяках.

— Совсем не пустяки… — проговорил Хуан Пабло. — Совсем не пустяки. Не выдвори ты меня из своего дома, я бы погиб!

— Ты, конечно, прав. Но не говори, что я выдворила тебя, я просила тебя уйти…

— Это звучит деликатнее, хотя по существу одно и то же…

— Какой ты нехороший!

— Скажи уж лучше — чудовище!

— Почему чудовище? Ты же сказал, что это обычное лицо рабочего с побережья.

— Верно. А я и буду теперь рабочим на банановых плантациях. Начну с самых низов, совсем как эти бедняги, которых съедает малярия.

— Но вернемся в пещеру…

— А мы и так в пещере…

— Насмешник!.. — отозвалась Малена, ударив его по руке с притворным возмущением. — Ты же понимаешь, я хочу знать, как ты жил в пещере все это время — ведь прошел уже почти месяц, и как ты встретился с Кайэтано Дуэнде.