— Не надо, мэтр, — неловко улыбнулся ниал. — Я уже понял, что в голове у меня именно студень и им я думаю. — Шутка не прозвучала как дерзость — скорее как извинение. — Но если речь идет не о носителях, а о самой магии, то…

— …то аналогию вы уже поняли, — подхватил Рейф. — Если говорить в общих чертах, то все выглядит именно так. К коллоидным системам относятся те чары, заклятья и разновидности природной магии, чьи частицы не образуют простой механической смеси и не вступают в истинное соединение. Именно в этой области я и работаю.

Юноша кивнул в знак того, что понял.

— Вы тоже ехали на конференцию? — осведомился он.

— Да, — сухо ответил Рейф.

О конференциях теперь придется забыть. И о прежних исследованиях — по крайней мере на время — тоже.

Рейф напомнил себе, что Кэри не собирался причинять ему боль своим вопросом, и устыдился своего резкого сухого голоса.

— Я должен был читать доклад, — уже мягче произнес он, — «Методика разделения многофазных приворотных чар».

Методику он разработал сам, и она была уникальной. Более того, она годилась не только при обработке приворотов.

Глаза у Кэри при этих словах сделались как два блюдца — большие и круглые. Ну еще бы! При всей сложности своей структуры приворотные чары очень просты в использовании, это опять-таки по силам любой ведьме из захудалой деревушки — точно так же, как не надо быть ученым, чтобы испечь хлеб, будь он хоть трижды замысловатой коллоидной системой. Это очень, очень простая магия — и вдобавок запретная. За флакончик приворотного зелья платят бешеные деньги не потому, что его трудно изготовить, — а потому что слишком велик риск. Закон не знает пощады к тем, кто насилует чужую личность и судьбу.

На сей раз юный Орсит удержался от изумленных вопросов — однако они и так читались на его лице.

Рейф вздохнул.

— Мне удалось выделить общий компонент всех без исключения приворотных чар, — пояснил он. — Любой разновидности. Оказалось, что вне приворотных коллоидных систем, в чистом виде, он обладает довольно интересными особенностями. Когда-нибудь, и даже очень скоро, ему присвоят какое-нибудь подобающее научное название… Я для себя в рабочем порядке пока называю его «фактор молнии».

Лицо Кэри выражало такой живой и неподдельный интерес, что Рейф продолжил рассказывать о своем открытии, хотя мгновение тому назад не собирался делать ничего подобного.

Сейчас он ощущал как никогда отчетливо, что ему не суждено прочесть доклад на конференции, не суждено самому поведать о результатах своей работы… он так долго ждал этой минуты — но ожиданию его не сбыться никогда… расскажут другие — не он… а он только и может поведать о них, что будущему студенту, хоть в общих чертах… нет, не может, а должен — слишком многое сейчас поставлено на кон, чтобы промолчать и отделаться парой ничего не значащих слов. Сейчас для них обоих понимание значит слишком много, чтобы им пренебречь.

— Понимаете, Кэри… если вы на улице встретили незнакомую девушку и спросили ее, как пройти к фонтану, ее лицо не покажется вам каким-то особенным, да и забудется быстро — если только она не сногсшибательная красавица или уродина. Через пару дней вы едва ли сможете вспомнить, как она выглядела, верно?

Кэри кивнул.

— Но если вы повстречаете ту же самую девушку посреди висячего моста над пропастью и спросите ее, где тут дорога к ближайшему жилью, ее лицо будет врезано вам в память самими обстоятельствами встречи. Оно будет для вас исключительным, единственным — как и сами обстоятельства. И забудете вы эту встречу нескоро.

Кэри немного подумал и наклонил голову в знак понимания. Рейфу это пришлось по душе. Он терпеть не мог студентов, готовых соглашаться с профессором по любому поводу и без повода, хотя на самом деле они просто не дали себе труда задуматься над его словами.

— Лицо впервые встреченного врага в поединке, лицо чужого ребенка в минуту опасности…

— Лицо незнакомца во вспышке молнии, — уверенно произнес Кэри. — Выхваченное из темноты. Единственное.

На сей раз кивнул Рейф. Юный ниал-недостудент уловил самую суть.

— Да, — сказал Рейф. — Именно поэтому — «фактор молнии». И он присутствует в любых приворотных чарах. Он делает приворожившего единственным, исключительным. Врезает его в память и чувства. Заставляет видеть его яснее, отчетливее, глубже. И уже одним этим — привлекательнее. Даже уродство становится притягательным, если смотреть на него таким взглядом.

— Потому что перестает быть уродством и становится исключительностью, верно?

Рейф невольно ощутил зависть к неведомым профессорам, которым предстоит обучать этого серьезного юношу с цепким умом. Ему этой радости уже не изведать. Он больше не будет преподавать, Нет, но какой же Энстре дурак все-таки! Не только мерзавец, но и дурак. Держать при себе слугой умницу, который на лету усваивает знания! Гонять его на рынок, есть его стряпню, носить выстиранную и выглаженную им одежду — вместо того чтобы все свободное время отдавать его обучению! Это же все равно что магическим посохом тараканов лупить! Рейф дорого бы дал за такого студента — а достался он Энстре, который на знания не щедрей, чем на деньги… нет, что ни говори, а судьба обожает пошутить — и юмор у нее безобразный!