Луньеры собрались вокруг. Половина клана, в основном приятели Клыка, но были и другие, раньше с ним дружбу не водившие.

— Охотитесь? — как можно небрежнее спросил Рычащий. — А разве Совет не запретил приближаться к людским селениям?

Кто-то фыркнул, будто Рычащий сказал что-то веселое. Сломанный Клык поморщился.

— Совет нам не указ, — угрюмо произнес он. — Мы луньеры вольные. Так ведь?

Раздалось одобрительное ворчание.

— Вы что задумали?!

— А то и задумали, — с вызовом ответил Клык. — Сколько можно меж двумя елками кружить? От Богиней данного отрекаться? Они говорят, — он мотнул мордой в сторону невидимого за деревьями селения, — мы волки. Так и есть. И мы им покажем, какие мы волки!

Рычащего прошиб холодный пот.

— Нельзя, — пробормотал он. — Есть закон… Разум потеряете…

— У зверя свой разум, — хмыкнул Клык. — И закон тоже свой. Вот что, Рычащий. Мы по округе третью ночь бродим. То венаторы путь перейдут, то еще что. А здесь чисто, ночь сегодня ясная. Самое оно. Будет веселье. Давай с нами… ты же вожак! Пока что.

Рычащий переводил взгляд с морды на морду, и в каждых глазах, в готовых к оскалу ртах, в рыкающем перешептывании ощущал одно: прикажи! Скажи только слово, вожак, и мы серыми тенями потечем по полям, ворвемся в это смрадное место, которое они избрали для своего жалкого житья, и вонзим клыки в ничтожную плоть. Скажи только одно слово, и утром вороны слетятся клевать падаль. Ну же, прикажи. А не то мы сами…

Рычащий медлил. Любые уговоры бессмысленны. Они уже не клан — стая. Они не услышат. Ночь, луна, жажда сильнее разума, сильнее и беспощаднее.

Стылый ветер ерошил шерсть на загривке.

— Где остальные?

— На вершине, — сплюнул Клык. — Слабаки… Так что скажешь?

С опушки провыли дозорные. Человек — различил Рычащий. Человек! Мы гоним человека!

— Богиня послала добычу! — выкрикнул Клык. — Добрый знак, родичи!

Луньеры, мгновенно развернувшись, устремились на зов.

Сломанный Клык фыркнул: «Вот и ответ!» — и метнулся в заросли. Рычащий бросился следом. В облике волка каждое движение давалось легко, словно и не было раны, боли, словно ничего не было.

Гон длился до смешного мало, видно, добыча оказалась слишком слаба. Зов торжествующе взметнулся к зеленым кронам и смолк. Рычащий одним прыжком преодолел поваленное бурями дерево.

Узкая прогалина, пронзительное лунное сияние, стая, плотным кольцом обступившая жертву.

И запахи — смолы, железа, молока… Реми!

Рычащий рванулся сквозь толпу, толкаясь и отдавливая лапы. Луньеры переглядывались, но расступались, давая дорогу.

Реми лежал на земле, раскинув руки. Мучнисто-белое лицо исказилось гримасой ужаса, по щеке темной струйкой стекала кровь. Рычащий склонился над мальчиком. Сердце билось, грудь едва заметно поднималась и опускалась. Слава Луне, живой!

За спиной Рычащего послышалось ворчание. Он обернулся. Луньеры по-прежнему стояли кольцом, теперь вокруг них обоих. Угрюмые взгляды, сомкнутые челюсти. Пока сомкнутые.

Сломанный Клык, сминая тяжелыми лапами мох, вышел чуть вперед. Багровые глаза недобро блеснули.

— Порви щенка, вожак. Попробуй людской крови.

Рычащий покачал головой, ощущая, как шевельнулись, двигаясь, живые стены. Сломанный Клык ощерился:

— Что с тобой, Рычащий? Что тебе до человечьего выродка? Прокуси его глотку и веди нас в деревню. Или ты… испугался?

Стая зароптала. Вожак не может быть трусом, а трус не должен быть вожаком. Иначе Луна проклянет всех.

— Шкура продажная! — взвизгнул кто-то из толпы. Рычащий не понял кто.

— Бей его, Клык!

Рычащий опустил глаза. Не объяснить. Не достучаться до того, что люди называют душой. Силу усмиряет только сила.

Сломанный Клык презрительно харкнул на траву. Рычащий еще ниже склонил голову. Клык шагнул вперед. Трус, проглотивший оскорбление, достоин смерти добычи.

Но коли в час крови труслив и неловок будет удар…

Ближе, Клык.

Что опаснее всего под луной? Пламя пожара и бешенство загнанного зверя.

Помнишь, Клык? Или позабыл?

Ближе, еще ближе. Вот сейчас…

Серебристо-серая молния пронеслась над поляной и обрушилась на Сломанного Клыка. Тот, не устояв, повалился навзничь. Стая отпрянула в стороны, и сплетенные тела клубком покатились по земле, ломая валежник.

Клык был опытным бойцом. Острые зубы то и дело клацали у горла Рычащего, но тот каждый раз чудом уворачивался, чувствуя, как сознание затопляет властная, пугающая ярость.

— Убью, — прохрипел Клык, и в тот же миг Рычащий изловчился и саданул его в челюсть.