А потом началась война.

Наконец нескончаемые каменные ступени сменились узкой земляной тропой. Мы дошли до парамо – поросшего травой плоскогорья, занимавшего одну десятую часть территории Эквадора. Земля под ногами была влажной и пружинила, как торфяной мох. Флора давно приспособилась к суровым условиям: у растений была восковая кожица, защищавшая их от мощного ультрафиолетового излучения, или тонкий пушок, служащий утеплителем во время сильных холодов. Ветер прочно обосновался на высокогорье, гладко отполировав землю на плато. Он завывал на горных перевалах и проносился по бескрайним равнинам. Гремел, как пулеметные очереди вдали, становясь все громче.

Грохот, как оказалось, был вызван не ветром, а ревом лопастей вертолета. Два военных вертолета пролетели низко над перевалом, прямо над нашими головами. Они дважды описали круг так близко над землей, что под натиском лопастей даже пригнулась короткая колючая трава. Один из вертолетов исчез за соседним холмом.

«Но там же негде приземлиться», – подумала я. Раздался грохот, и обломки лопастей полетели в небо, а вслед за ними от земли поднялись вверх клубы дыма. Я побежала, успев увидеть горящий вертолет и солдат в оливково-зеленой форме, выбирающихся из разбитого окна на пустынное плато, которое всего несколько секунд казалось совершенно безжизненным. Все происходящее казалось нереальным.

Я спустилась по крутому склону к тому месту, где в мелкой речке лежал на боку вертолет. Солдаты были в шоке после крушения и не заметили меня. Я опустилась на колени рядом с раненым пилотом. Он ухватился за мою руку. Приземлился второй вертолет, вынесли носилки. Пилот плакал, бессвязно кричал, но я ничего не понимала. Я заговорила с ним по-испански, надеясь как-то его успокоить. И вдруг до меня дошло, что он не был в истерике и вовсе не молол чепуху. Он говорил по-португальски. Я посмотрела на его погоны и нашивки его товарищей. Бразильские солдаты. В военном вертолете, пролетающем над территорией Эквадора! Боже, во что я ввязалась? Слава богу, Джону хватило ума держаться подальше. Я посмотрела на тропинку. Джон лежал в колючей траве на склоне холма над нашими головами и яростно щелкал фотоаппаратом.

Через двадцать минут военные наконец успокоились, пустили по кругу бутылку рома и начали тихо смеяться. Им больше не надо было скрывать, что руки у них трясутся. Я с растущим беспокойством наблюдала, как Джон вылез из укрытия и начал спускаться вниз в поисках лучшей точки съемки. Он все еще был слишком далеко, чтобы разглядеть нашивки на форме солдат или услышать их разговор. Они сразу же его заметили. Несколько солдат устремились к Джону, стали закрывать объектив руками и попытались отобрать у него камеру. Их было слишком много, и они были вооружены, поэтому Джон недолго думая повернулся и убежал. Я услышала, как начальник отдал приказ, и один из солдат последовал за ним вверх по холму, буквально наступая ему на пятки.

Я мало что могла сделать в данной ситуации. А может, кое-что все же могла? Я подошла к тому, кто был здесь за старшего.

– Вы собираетесь оставить вертолет здесь? – спросила я по-испански.

Он взглянул на сломанный вертолет, лежащий на боку в мелкой речке.

– Кто-то должен остаться охранять его, – заметила я. – К утру от него ничего не останется.

Он молча перевел взгляд на группу деревенских жителей, которые уже собрались на холме.

– У нас в палатке полно места, и еды на всех хватит. Можете переночевать с нами. Скоро дождь пойдет. Ночью здесь холодно.

Меня несло. Я заставила себя замолкнуть. Снова последовала долгая тишина, затем он медленно кивнул.

– Хорошо.

Я чуть не обняла его. Он был рад нам. По крайней мере, согласен терпеть наше присутствие.

Я побежала по крутому склону вслед за Джоном, рассчитывая увидеть его неподалеку в компании бразильского солдата. Но, к моему удивлению, на тропинке не было ни души. Невозможно! Я оглядела плоскогорье, на котором не было ни единого деревца. И увидела его – крошечную бежевую точку в двух милях, решительно удаляющуюся к горизонту. В нескольких сотнях метров от него столь же упорно двигалась зеленая точка. Похоже, они не намерены были останавливаться до самой границы с Перу.

Я побежала. Дорога все время шла в гору – невероятная погоня на высоте двенадцати тысяч футов. Пучки мятой травы покрывали голую землю; их острые листья дрожали на ледяном ветру. Такой холод бывает только в горах: проникающий сквозь одежду, как радиация, просачивающийся до мозга костей. В долинах молочными лужицами лежал туман. Постепенно мир уменьшился, и остались лишь мы трое – микроскопические существа на необъятных сумрачных просторах, поросших щетинистой серой травой.

Прошло полчаса, а те двое по-прежнему были всего лишь движущимися точками. Через пару часов стемнеет. Наша палатка, теплая одежда и еда – вся наша поклажа осталась у Гидо, на спинах его мулов. Закапал дождь.

Прошел еще час, прежде чем я подобралась к ним на расстояние окрика.

– Ради бога, остановитесь! – закричала я. Они даже не обернулись.

Затем я вдруг завернула за бугор и столкнулась лицом к лицу с полицейским в военной форме. Джон был на следующем перевале; он садился на заблудшую лошадь, готовый умчаться навстречу закату.

– Он должен вернуться, – приказал солдат, схватив меня за руку.

Я объяснила, что мы предложили им ночлег в палатке и ужин.

– Мы теперь друзья, – добавила я, чуть приукрасив реальность.