Он пожал плечами, поскольку рассудком не сумел укротить дурное расположение духа. Он не был настроен довольствоваться подсчетом дарованных ему судьбой благ.

Он хотел выяснить, сколько еще страсти таится в его английской жене. Эта проклятая вуаль скрывала то, что явилось для него приятным сюрпризом. Ее не испачканное мазями и красками лицо было сродни спелой землянике в разгар зимы. Ее поцелуй был так же сладок, как и эта соблазнительная ягода. Отпустить ее было суровым испытанием для его воли, и он был очень близок к тому, чтобы его не выдержать.

Однако… было так приятно чувствовать, что он страстно желает свою жену. Даже пусть его плоть будет подергиваться и ныть весь следующий час, ему по крайней мере не придется беспокоиться о том, чтобы готовиться к будущему соитию. Слишком многие женихи подписывали брачные контракты, выгодные их клану, но заканчивалось это тем, что у них пропадало всякое желание, стоило им только взглянуть на своих жен.

Его же стоял по стойке смирно, вполне готовый завершить брачные отношения.

Бродик хмыкнул и двинулся к своим людям.

Анна никогда не могла даже предположить, что мужчине может быть настолько приятно прижиматься к ней. Ей никогда не могла прийти в голову эта мысль, поскольку ей было запрещено общаться с мужчинами. Это было равносильно обнаружению сокровищницы чувств, запрятанной в ней очень глубоко.

Анна фыркнула.

Это все равно что приоткрыть ящик Пандоры. Самое лучшее — хранить чувства в глубине. В противном случае неудача может предопределить печальный исход судьбы.

Однако она не могла вытравить воспоминания. Может быть, Филиппа была права: она похожа на мать.

Распутница.

Анна сердито нахмурилась, благо спасительная темнота скрывала выражение ее лица. Ее мать любила ее отца. Оно было проклятием, это чувство. Любовь не самый лучший выбор для любого человека. Мужчин она делает безрассудными, женщин вынуждает покидать семью. Многие мудрецы называют ее бедствием, похожим на безумие.

Анна не могла считать свою мать безумной или своих сестер — плодами безумия. Здесь должно крыться что-то еще, нечто такое, что необходимо понять.

Она должна уметь сопротивляться желаниям, которые заставляют ныть живот. Каждый дюйм ее кожи способен испытывать острые ощущения. Она хорошо знает, как действует на кожу тонкая рубашка. Впервые в жизни ей страшно не нравился корсет. Он слишком сжимал ее набухшие груди.

Похоть…

Она поднесла руку ко рту и прикрыла его, ей было трудно дышать. В ее теле рождалось возбуждение, оно разносилось вместе с кровью, как медленно действующий яд. Быть девственницей не означает быть невежественной. Она знала о реальностях брачного ложа, еще будучи подростком. Но похоть — это совсем другое дело. Она может привести женщину к большим неприятностям.

Но почему такие приятные ощущения?

Ей нужно научиться игнорировать желание. Вытравить из памяти воспоминание о том, что она чувствовала, когда прижималась к его телу. Однако эти ощущения не исчезали, они плясали в ее мозгу, словно злые волшебницы, которые собираются увлечь ее в лес, где придется плясать вечно.

Ужин был спокойным. Ночь сомкнулась вокруг них, костер был добрым другом. Ей предложили овсяные лепешки, они были настолько сухими, что пришлось намочить их в воде из бурдюка. Анну пронизывала дрожь, когда на лагерь налетали порывы ветра. Большинство мужчин застегнули куртки. Они приспустили килты, обмотав их вокруг тела, чтобы сохранить тепло. Кажется, теперь она начала понимать, почему они носят юбки. Эта кельтская одежда не требовала шитья и была приспособлена как для теплой, так и для холодной погоды. Довольно остроумный способ одеваться.

— Вам понадобится это ночью, мэм.

Меховую накидку, в которую она куталась прошлой ночью, ей предложил другой мужчина. Он изучающе посмотрел на нее темными глазами. Она взяла накидку из его рук, и он уважительно дотронулся пальцами до своей вязаной шапочки.

— Меня зовут Друс, и мы теперь кузены благодаря вашему браку. — Он с задумчивым видом смотрел, как она набрасывает накидку себе на плечи. — Отец вашего мужа и мой отец — братья.

Стало быть, этот мужчина был также благородных кровей, однако ездил верхом вместе с остальными, не имея на себе никаких знаков отличия, которые выделяли бы его на их фоне. Отсутствие высокомерия в ее эскорте подействовало на Анну освежающе. Каждый из этих людей заслужил уважение делом, а не потому, что его отец был важной фигурой. Каждый из них отличался силой и способностями, не уступая в этом отношении своим вассалам.

Анна нашла это достойным восхищения.

Вероятно, даже с избытком, потому что она пыталась преодолеть желание полюбить их всех. Она пришла к выводу, что в общении кельты гораздо более приятны, чем она могла предположить.

— Спасибо.

— Нет оснований беспокоиться из-за того, что вам придется спать на открытом воздухе. Будет выставлена хорошая стража. Шотландцы не такие дикие, как, возможно, вам внушили.

— Я верю в то, что мне говорит отец.

Друс улыбнулся.

— Это хорошо. Значит, вы хорошая дочь, если верите своему родителю. Он не послал бы вас к варварам, что бы вы там ни слышали.