Мы сели на скамейку.

— Почему вы хотите уйти?

— Вы же знаете.

— Нет, я не знаю.

— Каждая женщина понимает такие вещи без слов.

— Я не понимаю вас.

Я рассказал ей, что женат, что полюбил ее с первого взгляда.

— Вы пережили несчастную любовь, — продолжал я, — поэтому вам легче понять, почему я не должен стоять на вашем пути.

Наши руки сплелись, и я обнял Мару. Мы заверили друг друга, что будем сдерживать свои чувства и решили больше не встречаться. Но мы уже были под властью любви.

— Мара, вы неправильно поняли меня, — заметил я. Она кивнула и положила голову мне на плечо.

— Есть одна возможность.

— Какая?

— Я не могу жить в одном доме с вами. Но посол ищет камердинера. Почему бы вам откровенно не поговорить с миссис Баск? Почему бы вам не сказать ей, что и вы и я не хотим сделать друг друга несчастными? Она поймет. А мистер Баск, может быть, порекомендует меня послу.

— Тогда мы могли бы изредка встречаться, — проговорила Мара.

— Вы считаете, что это было бы правильно? — спросил я.

Мара обняла меня и поцеловала.

— Я поговорю с миссис Баск, — прошептала она.

Я чувствовал, что мой уход устраивал мистера Баска. В последнее время он очень бережно расходовал деньги и явно сомневался, что поступил правильно, взяв слугу. Отопительная система была отремонтирована, и всю работу по дому могла выполнять, женщина, труд которой гораздо дешевле.

Через несколько дней он спросил меня, хочу ли я стать камердинером посла.

— Я был бы счастлив получить это место, месье, — ответил я.

— Сэр Хью, конечно, сам будет решать. Он хочет вас видеть. Через полчаса вы пойдете со мной в посольство.

Я лежал в ванне и думал о предстоящей встрече с его превосходительством. Глядя на блестящие зеркала и флаконы с духами и ароматными эссенциями, мечтал иметь когда-нибудь такую роскошную ванную.

Мара терла мои плечи и шею, а я наслаждался игрой ее пальцев.

Она рассказала мне, что послу 57 лет, он очень элегантен и хорошо относится к слугам.

К этому времени я уже много знал о сэре Хью Нэтчбулл-Хьюгессене. Он родился 26 марта 1886 года. Образование получил в Итоне и Оксфорде. На его долю, когда оп был еще молодым человеком и работал в министерстве иностранных дел, выпала честь отправить телеграмму с объявлением войны Германии в полночь 3 августа 1914 года. В Анкаре он находился с конца февраля 1939 года, а до этого служил в Китае, Иране и Бельгии.

— Говорят, он хорошо играет на рояле и рисует, — продолжала Мара. — Ну, тебе уже пора выходить из ванны.

Через минуту она добавила:

— Мы еще увидимся?

— Конечно.

Теперь в ее обязанности входило купать ребенка и смотреть за ним.

Пока я одевался, Мара спустила воду из ванны и стала мыть ее. Она наклонилась, и, когда заговорила, я почувствовал в ее голосе какое-то напряжение. От того, что она сказала, у меня перехватило дыхание.

— Иногда мне кажется, что ты хочешь стать слугой посла с определенной целью.

Я в это время причесывался перед зеркалом. То, что она сказала, настолько поразило меня, что я не сразу нашелся, что ответить.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я так спокойно, как только мог.

Мара выпрямилась, и мы в зеркале посмотрели друг на друга.

— Ты читаешь документы, которые мистер Баск приносит из посольства.

Я обернулся и спокойно посмотрел на нее.

— Ты что, тайком ходишь в мою комнату?

— Приходила как-то, но тебя не было. Документы лежали под подушкой.

Значит, она шарила в моей комнате. Но я не виню ее. Я сделал бы то же самое.

— А почему же ты не сказала об этом мистеру Баску?

Она не ответила. Я понял, что нашел союзника. Я вышел первым, а когда убедился, что никого нет, кивнул Маре, чтобы она следовала за мной. Мистер Баск ждал меня у машины.

— Вы что, прихорашивались, чтобы произвести приятное впечатление? — спросил он с раздражением.

— Месье, — вежливо ответил я, — у меня такая борода, что приходится бриться два раза в день.

Я открыл перед мистером Баском дверцу автомобиля и сел за руль.

У парадного входа появилась Мара с ребенком на руках. Она взяла крошечную ручку ребенка и помахала ею мистеру Баску и мне, когда машина тронулась.

Я умышленно ехал медленно — чтобы не дрожали руки. Любому, кто посмотрел бы на меня в эти минуты, стало бы ясно, что мне верить нельзя.

Но, к моему счастью, посол даже не взглянул на меня, когда мистер Баск ввел меня в его кабинет. Сэр Хью Нетчбулл-Хьюгессен тогда, конечно, не мог предугадать, что ему представляли его врага. Если действительно существует шестое чувство, то у посла его не было. По крайней мере по отношению к его будущему камердинеру. Для него я был только пылесосом и одежной щеткой. Внезапно страх исчез.