Я стала захлебываться во внезапных рвотных спазмах, когда чьи-то сильные руки подхватили мое тело, поддерживали над унитазом. Потом я сидела, скорчившись, в углу, а Барский молча наполнял ванну.

И вот я уже приходила в себя, сидя в горячей воде. Моя кожа как будто оттаивала, мышцы расслаблялись, повинуясь мягким массирующим движениям больших рук. Едва я встретилась с прищуренным взглядом черных глаз, как на меня накатил стыд, жаркий и иссушающий. Этот мужчина раздел меня, а теперь делает массаж! Тем временем взгляд стал более жестким, и от этого мне отнюдь не полегчало.

— А вы, оказывается, опасны для окружающих, Лариса Викторовна.

Я молча смотрела на него, не в силах ответить, плохо понимая, почему этот посторонний человек так возится с незнакомой девчонкой.

— Надеюсь, вылезти из ванной ты в состоянии? Не хватало мне еще круглосуточно нянчиться с тобой, — фыркнул он, в очередной раз угадывая мои мысли.

Он куда-то ушел, а я, дрожа и всхлипывая, вылезла из ванной и завернулась в пушистое полотенце.

Когда я вошла в комнату, Барский ставил на журнальный столик тарелку с бутербродами и кофе.

— Ешь, — кинул он равнодушно и сам принялся жевать в мрачном молчании.

Я смущенно окинула взглядом эти два метра агрессивной мужественности, спокойно расположившиеся на маленькой табуретке: длинные мощные ноги в черных джинсах широко расставлены, темно-зеленая футболка обтягивает впечатляющую мускулатуру… Раньше мне просто не приходилось даже находиться радом с подобным типом, а не то, что ночевать в доме или испытывать на себе сомнительную заботу. И я не сказала бы, что мне это было приятно!

Тут мужчина поднял голову и, презрительно фыркнув, пошел в ванную, из которой вышел с белым махровым халатом в руках. Смутившись, я накинула его на себя, даже не потрудившись снять полотенце: хватит с меня на сегодня стриптиза.

Решив, что мой желудок не виноват во всем этом безобразии, я решила его накормить. Под сумрачным взглядом бутерброды застревали в горле, а кофе казался помоями.

Барский доел раньше меня и теперь терпеливо смотрел на то, как я судорожно проталкиваю последние куски бутерброда в горло. И чего пялится?

— Ну, что, рассказывай.

Я поперхнулась:

— Что именно?

— Например, почему серебряные решили выкачать твою кровь.

— Но я же говорила, что не знаю! — я с ужасом почувствовала, как на меня опять начинают накатывать волны злости. Может, это он так на меня воздействует?

— Хорошо, — Барский задумчиво передвинул кофейную чашку, — расскажи по порядку, что произошло у Мазини.

Он так пристально сверлил меня взглядом, что для полного счастья не хватало прожектора, направленного в глаза.

— Ну, Вацлав рассказывал ему о том, что они не могут обнаружить медальон Гласа, хотя он должен быть у меня; возможно, на него наложены чары. И еще: они, явно, его ощущают.

— Это все?

— Ну да.

— Теперь объясни, как тебе удалось сбежать от двух сильных серебряных вампиров, — не отставал этот цербер. Что-то мне подсказывало, что с ним лучше сотрудничать.

— Я вылезла в окно, когда Мазини оставил меня рассматривать золотые побрякушки, чтобы я не мешала им с Вацлавом обсуждать способы моего убийства, — пожала я плечами.

— Что случилось между последним и первым разговором вампиров?

— Да не знаю я! Просто мне захотелось потрогать какой-то большой голубой кристалл, а он запел и отклонился от моей руки. После этого они стали вести себя так стра…

Тут Барский резко встал, дернул меня к себе за грудки и рывком раздвинул полы халата. Секунд пять он с ужасом смотрел на еле заметный круглый шрам на моей груди, а затем с криком: "Твою мать!", — выбежал вон.

Сказать, что я была в шоке, значит, не сказать ничего. Подумав, я побежала за этим двухметровым ураганом — требовать объяснений.

Я быстро шлепала босыми ногами по лестнице, ведущей на первый этаж, когда услышала, что Барский уже с кем-то разговаривает. Я стала беззастенчиво подслушивать чужой разговор, логично предположив, что он как-то касается моей скромной персоны (разве я виновата, что мир в последнее время вертится только вокруг меня?).

— Вацлав, вспомни, чем ты мне обязан! Да, я знаю, что девчонку вы потеряли, но мне надо знать, что вы собираетесь с ней делать, и я сразу почувствую, если ты мне будешь врать. Да… я понял, — в этот момент, Барский внезапно оказался в поле моего зрения и в упор взглянул на меня.